...Лиговский проспект, 56;

храм Спаса Нерукотворного на Конюшенной площади;

ул. Плеханова, 8;

Духовная Академия, Обводный канал, 17;

Выборгское шоссе, 106, при Спасо-Парголовской церкви;

ул. Калинина, 8, подворье Александро-Свирского монастыря;

пр. Чернышевского, 3, при храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте»...

Нас опять выгнали, в седьмой раз за одиннадцать с половиной лет существования газеты. Знал, чувствовал, готовился к этому, а все равно получилось как гром среди ясного неба. Я всегда стремился прилепиться к Церкви, чтобы редакция находилась при храме: этим хотел показать, что газета православная, что церковная иерархия для редакции — не пустой звук. Четыре раза нас выгоняли из церковных помещений, выгоняли безжалостно, порой на улицу, не входя в положение. И сейчас на сборы настоятель дал всего две недели. А что такое две недели, если нужно найти подходящее место, не прерывая выпуска очередного номера, оборудовать его под шесть компьютеров, провести телефон, суметь сообщить читателям о новом адресе и тому подобное? Да вы и сами знаете, что такое переезд.

Часть священства оказалась неспособной воспринимать отличное от них мнение, несмотря на то, что апостол Павел призывал к разномыслию. Газета нужна им или как служанка, или как безголосый инструмент по типу большинства епархиальных газет.

Ул. Бронницкая,17 ...

...Помещение мы нашли, и переезд состоится — в указанные настоятелем сроки. И газета будет жить столько, сколько уготовано ей Господом, а мы будем помнить Его слова: «Желающие жить благочестиво во Христе Иисусе будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь» (2 Тим. 3, 12-13) .

Не мсти врагу за оскорбленье,

Вражду любовью погаси

И в Божий храм до примиренья

Своих даров не приноси.

Любя лишь тех, кто вас лелеет,

Вы мните Богу угодить?

Но и язычники умеют

Взаимно любящих любить.

А ты, — ты братские объятья

Тебя клянущим простирай

И не проклятьем за проклятье —

Благословеньем воздавай!

Творец Ваш солнце зажигает

И множество светил ночных,

И с неба дождь ниспосылает

Равно для добрых и для злых;

Так ты и доброму, и злому

Учись, как Он, благотворить,

И будешь сыном Всеблагому,

И жизнью вечной будешь жить!

Схиигумен Савва Псково-Печерский (Остапенко), †1980

 

Рассохшиеся за десятилетия окна в квартире менял симпатичный человек веселого нрава, по имени Андрей. Он и рассказал мне о нескольких случаях, свидетелем или участником которых он был. «Мы ставили рамы у одного «нового русского», и там же трудились в огромной ванной комнате несколько рабочих, укладывающих пол плитками. Ни слова не говоря, хозяин вытащил стодолларовую купюру, взял у бригадира уровень, приложил к полу, и там, где банкнота пролезала под планкой, ставил на плитке жирный крест — переделать! Я так и не понял, зачем ему понадобилась такая точность...

Второй случай произошел, когда мы устанавливали у другого хозяина умопомрачительную по цене мебель из «ятобы» — разновидности красного дерева. Когда мы собрали ее, владелец приник к стене и произнес: «Не понял!» Оказывается, между верхним краем мебели и стеной был виден зазор в пять миллиметров. «Немедленно переделать за свой счет!» — приказал хозяин, и бригада строителей всю ночь выравнивала стену...» Почему у этих людей такое презрительное отношение к другим? Может быть, легкие деньги сделали их такими? Да нет, просто богатство попало не в те руки...

Ничего он у Бога не просит,

«Новый русский», к тому же — крутой!

На груди, как положено, носит

Крест массивный, литой, золотой!

Но однажды, сквозь сон полупьяный,

Вдруг припомнит, всего лишь на миг,

Что у матери — крест деревянный

От дождя и от ветра поник...

Олег Чупров, СПб.

 

Болезнь продолжается — и я стремительно теряю память. Больницы и таблетки без толку; остается смириться, положившись на Бога. Господь знает, что полезно для спасения, хотя по-человечески трудно приложить этот завет к себе. Страшно остаться без памяти — по отцу знаю, как умудренный человек превращается на глазах в безпомощного ребенка... А сколько детей и взрослых умирает от рака, с полным сознанием настрадавшись от химиотерапии, когда тело уже убито, но током бьет нестерпимая боль... Мы носимся со своими болячками, не видя, не замечая, не обращая внимания на чужую боль, потому как «своя рубашка ближе», и только серьезная болезнь может привести нас в чувство, заставит видеть чужую боль и сопереживать чужому страданию. А пока

Больные дети не играют,

а, тихо сидя в стороне,

как бы невидимо сгорают

в неосязаемом огне.

Как строго предписал режим,

размеренно и осторожно

вся жизнь их хрупкая лежит

между «нельзя» и «невозможно».

Как рано пожелтевший лист,

до срока предсказавший осень,

они есть вечный знак вопроса —

ужель Господь несправедлив?

И в тот короткий, куцый век,

что скроен вкривь и не по росту,

на их недетские вопросы

их детский ум дает ответ.

Но тщетно к ним идти с вопросом.

Как первый снег, как легкий дым

они уходят. И уносят

ту тайну, что открылась им.

Елена Матусовская, †1979

 

Перебирая книги на книжной полке, я вдруг наткнулся на двухтомник Даниила Гранина «Избранные произведения» со штампом воинской части. И сразу засвербило в душе: совесть не имеет срока давности, хранит до времени неисповеданные грехи. Тридцать шесть лет прошло, жизнь под закат, а они все выплывают и выплывают...

В 1968 году я служил младшим сержантом в войсках ПВО Уральского округа, в/ч 03 77 8, в забытом Богом поселке Халилово Оренбургской области. До сих пор не пойму, что мы охраняли в глухой безбрежной степи вдали от городов на границе с Казахстаном, для какой цели расположился именно здесь 59 6-й зенитно-ракетный полк, но пота в эту каменистую неласковую землю было пролито много. К слову, вскоре после моей демобилизации наш полк расформировали. Так вот, в полку я служил инструктором по комсомольской работе, под моим началом было 500 солдат-комсомольцев. Я читал им лекции, писал для отчетов всякую ерунду и, конечно, часто бывал в полковой библиотеке. Оттуда-то и попал на мою полку двухтомник Гранина. Я хотел вытолкнуть из себя этот позор, забыть — столько лет прошло, — но душа не давала, и книги стояли перед глазами. Хотел было выкинуть их вон, однако задумался: а книги-то причем? Я успокаивал себя тем, что я просто взял их почитать и забыл, но совесть наставляла — украл!

Как стыдно, Господи! Вот прочитают люди и в который раз скажут: «И он смеет выпускать православную газету!» — и будут правы. Теперь надо набраться духу и признаться в позоре батюшке; что-то он скажет?.. Но я обязательно признаюсь: совесть, она не отстанет...

«Грехи — тайные змеи, грызущие сердце человека и все его существо; они не дают ему покоя, непрестанно сосут его сердце; грехи — колючее терние, бодущее непрестанно душу; грехи — духовная тьма» (Св. прав. Иоанн Кронштадтский, †1908) . Все чаще память изменяет, Подводит.

Вот опять — пробел...

Но из нее не исчезает,

Что сам я позабыть хотел, —

Такое, что душе не мило,

Чего нельзя себе простить,

Что, к сожаленью, в жизни было,

Хоть не должно бы вовсе быть.

Дурным поступкам нет забвенья,

Да и прощенья нет,

Когда

Их судишь сам без снисхожденья, —

На свете горше нет суда.

Александр Яшин, †1968

 

Осень, осень, «очей очарованье»! И правда, есть нечто завораживающее, грустно-щемящее при виде желтых опавших листьев, в безконечном, сеющем капли дождике, в ярко-красных гроздьях рябины на обнажающихся ветвях. Природа готовится к холодам, становится строгой и задумчивой. Хочется писать стихи, хочется молиться, иногда всплакнуть в тишине и одиночестве. Еще тепло в конце сентября; зеленая ветка клена просится заглянуть в гости. Еще чирикают воробушки, но в гомоне уже появились нотки заботы, еще важно прогуливаются по двору смоляные красавицы-вороны. Но ты проснешься однажды утром, а на пожухлой траве появилось белоснежное одеяло, и сразу взбодрится душа и проснутся до времени дремавшие силы — мы радуемся переменам. А пока мы немного грустим, сожалея о прожитом. С приходом, осень...

Опять эта осень печали пророчит,

И, споря с безсонницей, злится усталость.

Невольно прислушаюсь к шорохам ночи.

В окошко стучит, или мне показалось?

И слышу с восторгом, и слышу в испуге

Слова, что мои прогоняют сомненья.

И крылышком бьет по стеклу от натуги

Чудесная фея Простого Решенья.

...Зевает рассвет, и ночник не погашен,

И я просыпаюсь, поверить не смея,

Что демон тревоги мне больше не страшен,

И утро опять оказалось мудрее.

Марина Марьян, СПб.

 

Человек — существо быстротекущее. Сотрет компьютер эпизод — и ни за какие пироги не восстановить его в первоначале: пишешь близко, но уже не так. А если после этого время пройдет, то мысль может изменить направление, и пишешь совсем о другом. Иногда я открываю одну из своих вышедших книжек, с удивлением читаю собственные напечатанные мысли и думаю: «Неужели это написано мной?» Речь идет не о стиле — о том, как думалось в ту минуту. К чему я веду? Да вот к чему. В светских кругах давно не затухает спор, можно ли читать чужие дневники после смерти автора. Но это всего лишь вопрос этики.

Православие требует от христианина духовной работы, поэтому Святые Отцы настоятельно советуют следить за собой, за своим внутренним миром — и запечатлевать даже малейшие колебания души. Это помогает духовному росту. Святой праведный Иоанн Кронштадтский в книге «Моя жизнь во Христе» писал: «Пусть каждый даст себе отчет в дневных и ночных своих поступках. И если согрешил, да перестанет грешить; если не согрешил, да не хвалится тем, да пребывает в добре и да не предастся нерадению, — и ближнего не осуждая, и себя не почитая праведным, дондеже приидет Господь, испытующий тайное». А поскольку ошибки и преткновения на тернистом пути спасения одинаковы у большинства людей, момент узнавания собственного опыта в чужих «записках» открывает, во-первых, что «грешнейший паче всех человек» борим теми же грехами, что и автор. Во-вторых, в «записках» читатель находит не только схожие мысли, но и описание того, как поступил другой в подобном случае. Ведь вовсе не обязательно, чтобы твой духовный дневник был опубликован. Ты вправе открывать его ближним или не открывать его никому — главное, чтобы дневник приносил пользу. Далеко не каждый может показать свою душу всем. Поверьте, это нелегкое дело. Но прошу поверить и в то, что автор не принимает на свой счет и хвалебные слова, которые говорят получившие помощь люди. Господь через духовника благословил писать, и, пока смогу, я писать буду. А благодарные письма читателей — великое подспорье: они заставляют быть требовательным к себе не только на словах, но и на деле. Вот такие мысли пришли мне в голову после прочтения письма Игоря: «Мир вам! Прочел третью книгу «Заветные узелки» и «Время странствования», и такое умиление нашло на меня, такая приятная грусть, что захотелось, чтобы не заканчивалась эта книга. «Записки редактора» — это духовный ежедневник, это искренняя боль души каждого человека. Читая «Записки», находишь именно что-то свое, сказанное для тебя или сказанное как бы тобой. Создается впечатление, что ты давно знаешь автора — он твой друг! и его доверительная беседа с тобой — это сокровенный разговор по душам.
Автор делится своими победами над собой и ошибками, он ищет себя и духовного собеседника. Иногда чувствуешь, что автор буквально сдирает с себя плоть и обнажает душу, чтобы помочь ближним, помочь нам открывать сердца, держать в узде свои поступки и страсти, прощать и просить прощения у Бога — только Милосердный Господь может простить нам самый мерзкий грех. «Записки» — это тихая и добрая беседа с автором, а главное с самим собой...» р.Б. Игорь, -3 года, инвалид-колясочник, Ростовская область.

С народом моим предстану,

А Ты воздвигнешь весы,

Измеришь каждую рану

И спросишь про все часы.

Ничто, ничто мы не скроем, —

Читай же в наших сердцах, —

Мы жили, не зная покоя,

Как ветром носимый прах.

Мы много и трудно грешили,

Мы были на самом дне,

Мечтали средь грязи и пыли

О самом тяжелом зерне.

И вот он, колос наш спелый.

Не горек ли хлеб из него?

Что примешь из нашего дела

Для Царствия Твоего?

Елизавета Кузьмина-Караваева, †1945

 

30 сентября, память великомучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии —именины мамы. Медленно иду по аллее к маминой могиле. Желтеющие деревья
тихо стоят в безветрии, и только слышно, как опускаются вниз отмирающие листья, покрывая землю желто-зеленым ковром. Заросшее кладбище действует на душу умиротворяюще; как хорошо, что мама похоронена не на виду, что скрыта от посторонних глаз, и случайных людей здесь не увидишь. Золотом осени покрыта земля у креста. Крест бетонный, и мне немного не по себе, что не смог поставить маме красивый гранитный памятник. Ну да не в надмогильных камнях наша помощь усопшим: усопшие нуждаются в наших молитвах, — успокаиваю себя.

Прошло 3 года, 8 месяцев и 6 дней со дня ухода мамы. Я прислонил к кресту букет ромашек, которые она так любила, и вдруг почувствовал, что неизбывное горе утраты прошло, а в душе поселилось успокоение: меня перестал мучить вопрос о маминой посмертной участи. Я думал, буду носить в себе боль до конца дней, но Господь смилостивился надо мной. Я перестал видеть маму во снах, наши короткие разговоры прекратились. Не знаю, что случилось; быть может, по молитвам многих людей, которые откликнулись на мою просьбу, или действительно время лечит душевные раны... Здравствуй, мама! И я рассказал маме обо всем, что произошло в моей жизни за последнее время...

Мы встретимся, мама, на той вон исхоженной улице,

Куда ты так часто ступала стопою небесной,

И мы не обнимемся даже и не поцелуемся,

И мы обойдемся с тобой без взаимных приветствий.

Но «мама» шепну я — и вспыхнет жар-птицею дерево,

И как бы в упор на меня изольется сиянье,

И мигом вернется ко мне все, что было потеряно, —

Потеряно все, но осталось вот это свиданье...

Ах, мама, меня ты коснулась ладошкой убогою,

Зачем же ты в смерть закатилась, как серый клубочек,

В какую-то даль, где Лицо сторожит тебя Богово,

Но все же тебя отличает от мертвых и прочих.

Но все же тебя выпускает из склепа подземного,

Чтобы ты спросила, как живы-здоровы соседи,

И сына увидела — спасшегося и блаженного;

Он тем и спасен, что тебя воскрешает от смерти.

Вениамин Блаженных

 

Неполная хроника одного дня:

В зоне грузино-осетинского конфликта получили ранение два грузинских военнослужащих.

В столице Филиппин — Маниле — произошло землятрясение силой более шести с половиной баллов.

Число жертв теракта в Египте достигло 35, более 12 0 ранено.

Похищенный в Ираке британский инженер Кеннет Бигли убит.

В пакистанском городе Мултан тысячи мусульман-суннитов вышли на улицы под лозунгом: «Отомстим за гибель единоверцев!»

Кабул ночью подвергся ракетному обстрелу.

В Париже возле посольства была взорвана бомба; ранены 9 человек.

В Пятигорске убит депутат краевого Законодательного собрания Анатолий Плющенко.

15 погибших при захвате школы в Беслане до сих пор не опознаны...

 

Читатель! Когда Вы будете читать эти строки, весь ужас Бесланской трагедии останется далеко позади. Логика событий подсказывает, что впереди нас ждут новые зловещие испытания. Терроризм — лишь часть антихристова плана. Посмотрите, как уплотнилось, а может быть, и ускорилось время: за несколько лет сменяются поколения технических устройств, мир опутывает паутина интернета и телевидения, множатся природные катаклизмы, религиозный экстремизм, и в головах у людей путаницы еще больше. Тяжелые времена ожидают нашу Родину.

Схиархимандрит Серафим Ракитянский (Тяпочкин), †1982, говорил то, что открылось ему о будущем России, не называя дат, ибо свершение сказанного зависит от крепости веры русских людей: Сибирь будет захвачена китайцами; развал России, несмотря на кажущуюся силу и жесткость власти, произойдет очень быстро. Сначала разделятся славянские народы (произошло. — А.Р.), затем отпадут союзные республики (на наших глазах завершается. — А.Р.) — прибалтийские, среднеазиатские, кавказские и Молдавия. Слабеющая власть не сможет удержать отделение автономных республик и областей. Дальше пойдет еще больший развал: власть центра перестанут признавать отдельные регионы, стараясь жить самостоятельно. Китайцы завоюют Урал и захотят пойти дальше, но Россия должна выстоять в этой битве. Завоеватели жестоко расправятся со всеми, кто окажет сопротивление. Запад будет способствовать ползучему завоеванию нашей земли и всячески поддерживать военную и экономическую мощь Китая из ненависти к России. Старец говорил, что Господь допустит потерю огромных земель, потому что мы не смогли их достойно использовать, а лишь загадили, испортили дарованное нам.

Как саранча, неисчислимы

И ненасытны, как она,

Нездешней силою хранимы,

Идут на север племена.

О, Русь! забудь былую славу:

Орел двуглавый сокрушен,

И желтым детям на забаву

Даны клочки твоих знамен...

Владимир Соловьев, †1900

Но за Россией останутся земли, бывшие колыбелью русского народа. Это территория Великого Московского Княжества ХVI в. с выходом к Черному, Балтийскому и северным морям. Россия не будет богатой, но все же сможет сама кормить себя и заставит считаться с собой. («Россия перед Вторым Пришествием». М., Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993, Т. II, стр. -73.) Похожие пророчества есть и у других старцев...

Обратятся империи в пыль

И валы океанские — в сушу.

Но Господь сохранит Израиль,

Русь Святую — смиренную душу.

Прахом дума земная пойдет,

И надежда, и слава земная,

И от гнева устанет народ,

Знаков неба не распознавая.

И сгорит гордый мир, как ковыль, —

До последнего дома разрушен...

Но Господь сохранит Израиль,

Русь Святую — смиренную душу.

Андрей Попов, Воркута

 

Сегодня 9 октября — преставление святого Апостола Иоанна Богослова, память Патриарха Московского Тихона. В этот день родились: митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев), писатели Николай Станкевич и Иван Аксаков, актер Евгений Евстигнеев, политик Борис Немцов, певец и композитор Джон Уинстон Леннон, поэтесса Марина Цветаева, композитор и дирижер Шарль Камиль Сен-Санс, великий Мигель де Сервантес Сааведра, питерский священник и поэт Анатолий Трохин, Всеволожский батюшка Иоанн Варламов... В эту представительную компанию попал и ваш покорный слуга. Цветаева написала знаменитое короткое стихотворение, которое можно смело посвятить всем родившимся в этот осенний день:

Красною кистью

Рябина зажглась.

Падали листья.

Я родилась.

Спорили сотни

Колоколов.

День был субботний:

Иоанн Богослов.

Мне и доныне

Хочется грызть

Жаркой рябины

Горькую кисть.

 

Погода на 9 октября: временами осадки в виде дождя, атмосферное давление 753 мм ртутного столба, t воздуха +6°С, влажность 96%, ветер северный, 3-6 метров в секунду.

Приметы: если в этот день дождь со снегом — в январе ждать три сильных оттепели; если солнечно и тепло — июнь следующего года будет дождливым и холодным. Событие 9 октября 1947 года — первый телефонный разговор между движущимся автомобилем и самолетом. Батюшка пропел по телефону многолетие. Жизнь продолжается...

Если злопамятствуешь на кого, молись о нем, и, молитвою отдаляя печаль от воспоминаний о зле, какое он причинил тебе, остановишь движение страсти. Святой Максим Исповедник, 1622.

 

«Нас переехали», — отвечаю на вопрос о причине переезда. И это правда: не зря в народе говорят, что один переезд равняется двум пожарам. Но вдруг с удивлением обнаружил, что во мне появились начатки незлобия: выгнали редакцию из двух комнатенок при храме, и раньше я бы недобрым словом долго вспоминал настоятеля. А теперь, как ни напрягаюсь, не могу вызвать в себе глубокой обиды на него, и поминать этого священника не перестал в домашней молитве, и неправоту его прощаю. Пришло понимание того, что священники — плоть от плоти нашей, и теми же болезнями они болеют, и теми же грехами боримы — священники тоже разные бывают. Поэтому нет во мне обиды на настоятеля, хотя...

Когда под гнетом злого рока

В душе твоей проснется зверь, —

Внимая голосу пророка,

Молись Ему, молись и верь.

Мгновенны радость и тревога:

Что скорбь, прошедшая теперь!

И, положась во всем на Бога,

Молись Ему, молись и верь.

Не будь рабом своих стремлений:

Не лги себе, не лицемерь,

Когда ж настанут дни сомнений,

Молись Ему, молись и верь.

Пройдут года в борьбе безумной,

И молча смерть откроет дверь,

Но ты, прощаясь с жизнью шумной,

Молись Ему, молись и верь.

Сергей Бехтеев, †1954

 

Сосед с первого этажа курит, и дым через вентиляцию попадает в нашу квартиру. А на работе в редакции от модной музыки вибрирует стена. И дома, и на работе приходится терпеть — все по закону. Не надо думать, что они специально досаждают тебе: одному нравится травиться никотином, другой наслаждается рэпом. Но если окружающие начинают раздражать тебя, то твоя жизнь становится невыносимой, и даже в клинике по нервам найдутся те, кто выведет тебя из равновесия. Нетерпимость есть производное от гордыни, когда ты себя любимого ставишь в центр жизни, располагая остальных на орбитах в зависимости от их надобности тебе. Когда же я стал припоминать, сколько раз я не давал людям покоя, мне стало не по себе. Если научиться сначала терпеть других, потихоньку начнешь их любить. И тогда, думаю, их соседство не будет тебе мешать...

Слепой

Людей не видя пред собой,

Не замечая в сквере лавочки,

По улице идет слепой,

Потрагивая землю палочкой.

Его толкнут, пройдут вперед,

И тотчас, торопясь вмешаться,

Какой-то зрячий призовет

Быть чуткими и не толкаться.

Но слышу голос я его,

Негромкий в человечьем гуде:

— Толкайтесь. . . Это ничего.

Я буду знать, что рядом люди.

Василий Федоров, †1984

 

- Кирилл, понравилось тебе плавать? — спрашиваю пятилетнего внука после первого посещения бассейна.

— Еще бы! — откровенно ответил он. — Я чуть не утонул!

По городу бродил я целый час...

Вдруг — детский сад.

И в нем повсюду дети.

Они умны. Они нежнее нас.

Они-то понимают все на свете.

И там, где мы кричим,

они молчат и только головенками качают.

И лишь во сне испуганно кричат

и в чем-то нас всегда опережают.

Александр Шевелев, СПб. , †1993

 

Аптека «Доктор»: болящие сами себе назначают лекарства, по карману, сами определяют курс лечения, советуясь по ходу с продавцами аптеки. Не то чтобы врач им не нужен — на платного нет денег, в районной поликлинике участковый все равно назначит дорогое иностранное снадобье с наказом приобрести его в конкретной аптеке. Почему так? А все просто: врач получает свой процент от продажи. У врача теперь в кабинете висит-лежит реклама самого-самого... Поэтому простой люд выбирает «Доктора». Говорят, некоторым помогает...

В гостях у Иова

Эти маски, эти роли

Так препятствуют блаженству!

Тело нам дано для боли,

Как душа для совершенства.

Иов старый мыслил быстро

И имел большое знанье:

«Мы приходим на страданье,

Чтоб стремиться вверх, как искры».

Архиепископ Иоанн (Шаховской) , †1998

 

Прекрасный человек — моя теща, Валентина Михайловна Иванова. Я еще и не знал ее толком, едва на даче объявился — и поражен был броским обилием цветов у дома — от тихо спящей голубой незабудочки до важно оглядывающих окрестности разноцветных гладиолусов. И тут же рядом, как на картине импрессиониста, пылающий огнем мак-недотрога украшает пока невзрачную огородную грядку.

Топорщит перья сизый лук

На грядке в огороде.

Стою с ведром, смотрю вокруг,

Как зелень дружно всходит.

Вдали, поднявшись, словно флаг

Над боевым парадом,

Пылает ярко-красный мак

С горошком светлым рядом.

Сергей Орлов, †1977

Теперь мака, этого красавца-цветка, на дачах не стало. В одну из ночей срезали мак около дома, да так срезали, что и не слышали ничего. Любой непривычный звук ночью в деревне тревожит — и потому просыпаешься. Ладно бы желанной девушке на букет украли — не жалко; варят наркоманы из мака отраву и колются, Божью красоту на дурь переводят...

Лебединая. . . Лебедовая. . .

Родина моя бедовая!

С теремами, с резными окошками,

С хороводами и гармошками.

Васильки да ромашки в косах,

Много детушек русоволосых,

Если праздник — ватрушки печете...

Старики в чистоте и почете.

Это было, да только сплыло,

Как волною, безвременьем смыло.

Нет лебедушек... Лебеда.

Ой, беда-то какая! Беда!

Борис Орлов, Кронштадт

 

Начало: «При вспрыскивании почти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и блаженство. И это продолжается одну, две минуты. И потом все исчезает безследно, как не было. Наступает боль, ужас, тьма.

...На марле лежит шприц рядом со склянкой. Я беру его и, небрежно смазав йодом исколотое бедро, всаживаю иголку в кожу. Никакой боли нет. О, наоборот: я предвкушаю эйфорию, которая сейчас возникнет. И вот она возникает. Я узнаю об этом потому, что звуки гармошки, на которой играет обрадовавшийся весне сторож на крыльце, рваные, хриплые звуки гармошки становятся ангельскими голосами, а грубые басы в раздувающихся мехах гудят, как небесный хор. Но вот мгновение, и кокаин в крови по какому-то таинственному закону превращается во что-то новое. Я узнаю: это смесь дьявола с моей кровью. И никнет Влас на крыльце, и я ненавижу его, а закат, безпокойно громыхая, выжигает мне внутренности. И так несколько раз подряд, в течение вечера, пока я не пойму, что я отравлен. Сердце начинает стучать так, что я чувствую его в руках, в висках... а потом оно проваливается в бездну, и бывают секунды, когда я мыслю о том, что не вернусь к жизни...» (Михаил Булгаков. «Морфий»).

Игла

«Ты знаешь, что такое ломки?

Пойми, прости, прошу добром.

Моя душа лежит на кромке

Шершавой плахи с топором...»

Шептал, но взор тяжелый прятал.

Зрачки расширились, пусты...

Увы, не кара, а расплата —

Твои сгоревшие мосты.

Владимир Филиппов, СПб.

Конец: «Возникает ощущение, что высохшее, «вареное» тело, изнемогающее от боли и усталости, давно уже не твое, что оно принадлежит кому-то другому. Израненная, исколотая кожа на руках, ногах, шее, лбу, на висках и в паху. Искрошенные, выпадающие зубы и волосы, гниющие, кровоточащие раны, трясущиеся руки, пальцы и голова, дрожащий голос, слабость, медлительность, ослабевшее зрение, путаница в голове и невозможность уснуть. И какой-то внутренний, неутихающий зуд. Никакого кайфа и «тяги» уже нет. Какой там кайф! Лишь бы стать обычным человеком, умеющим вновь говорить, ходить, думать, спать.

Физические болезни зависимого человека — что-то неотделимое от жизни с наркотиком. Крушение всех надежд становится невыносимым. Депрессия ввергает человека в уныние и тоску, причиняя непереносимую боль от сознания своей никчемности, ничтожества. Подступает всепоглощающий Страх, страх совершенной безысходности и потерянности, от которого перестаешь быть человеком и готов на все. А сама измененная реальность, которая поначалу давала удовольствие и покой, в которой будущее кажется таким безмятежным, — теперь причиняет невыносимое страдание. Будущего не существует, потому что реального образа себя-личности как таковой уже нет, нет и смысла жизни». (Монах Иоанн.)

Что ты видел в жизни хорошего?

Что ты знаешь о цвете неба?

Что ты можешь вспомнить из своего прошлого,

Кроме того, что никогда нигде не был.

Каждый новый твой день

Оставляет на венах ссадины.

И нет света белого, только одна лишь тень.

Солнце твое тобою же и украдено.

Дельфин

 

Слышу порой из уст братьев-писателей о ком-то брошенное — «газетчик»... И звучит это слово как приговор отступнику. Потому что они считают: писатель вполне может стать журналистом, но журналисту до писателя вряд ли подняться. Кто спорит, творить писателю сподручно — устроился поудобнее в тиши дома и пиши неспешно, с перерывами, выводя набело или отбрасывая написанное. У газетчика ремесло, не до творчества. Время! — оно движет его закорючками. Торопит сдача номера в печать, торопит редактор, да и сам журналист уже впрягся в этот немыслимый ритм и, как шахтер, выдает на-гора сплав опыта и способностей. А жизни газете отмерено — до выхода следующей. Захочет ли писатель потянуть газетную лямку?..

Газета

Солдат забудет меч и бой,

Моряк — океанский шквал,

Масон пароль забудет свой,

И священник забудет хорал.

Влюбленный — о том, что он любим,

Красотка — о новом браслете,

И еврей забудет Иерусалим

Прежде, чем мы — о газете!

Если ты дождался хотя бы раз,

Пока, грохоча, как слон,

Не начнет машина в полночный час

За рулоном глотать рулон;

Кто этой игре предавался всласть

(Каждый может в нее играть!), —

Того ни славы блеск, ни страсть

Не смогут отвлечь опять.

Как конь боевой, почуявший бой,

Душа пропащая эта

Воспрянет, едва ежедневной трубой

Ее позовет газета!

Можешь ли ты сосчитать наши дни,

«Времена», что создали мы?

Или молнии выслать, чтобы они

На земле царили средь тьмы?

Дать мощные крылья павлину ты смел,

Чтобы глупость его поощрять, —

Садись же у сердца людей и дел,

Тебя осенила Печать!

Интердикты Папа пишет зря,

Зря декреты волнуют умы.

Вот пузырь раздут — и нет пузыря, —

Это делаем только мы!

Спокойно стой над схваткой ты:

Признала вся планета,

Что правит миром суеты

Газета — газета — газета!

Редьярд Киплинг, †1936, Англия

 

Когда умер мой тесть, Михаил Николаевич Иванов, нужно было в морге получить свидетельство о смерти. Мы подошли с женой к железной двери и позвонили; скоро отворили. И мы двинулись длинным-предлинным пустым темным коридором к нужному кабинету. Сколько буду жить, я буду помнить этот, казалось, безконечный путь. Нет, не могу даже на словах повторить эту густеющую с каждым шагом пустоту и страх, страх перед всесокрушающей силой смерти, ждущей нас в образе старого усталого врача, привычно заполняющего формуляр... Потом мы долго шли обратной дорогой, но и она не стала короче. Лязгнула за спиной дверь морга...

Говорят, что в конце того, последнего, коридора просияет свет ярче солнечного, но не бросающего теней. Однажды мне довелось побывать там, когда после сильного операционного наркоза я приходил в себя. Был нескончаемо длинный туннель, и впереди свет, и страха как не бывало, и я кричал во всю силу легких: «Люблю Тебя, Господи!», и так громко кричал, что очнулся и спросил склонившуюся надо мной жену: «Я громко кричал?» — «Твои губы что-то шептали, но я не разобрала», — ответила она. И мама перед смертью в больнице рассказывала, что шла во сне по наклонной трубе вверх к льющемуся свету. «Немного не дошла», — сказала мама. Через несколько дней мама добралась до него...

«Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5, 24).

Вечное

Я в коридоре дней сомкнутых,

Где даже небо — тяжкий гнет,

Смотрю в века, живу в минутах,

Но жду Субботы из Суббот;

Конца тревогам и удачам,

Слепым блужданиям души...

О день, когда я стану зрячим

И странно знающим, спеши!

Я душу обрету иную,

Все, что дразнило, уловя.

Благословлю я золотую

Дорогу к солнцу от червя.

И тот, кто шел со мною рядом

В громах и кроткой тишине,

Кто был жесток к моим усладам

И ясно милостив к вине;

Учил молчать, учил бороться,

Всей древней мудрости земли, —

Положит посох, обернется

И скажет просто: «Мы пришли».

Николай Гумилев, †1921

 

. . .А все же интересно, какая она — Вена? Мне привезли открытки, и я жадно вглядываюсь в ее красоту на бумаге. Но бумага не может передать духа австрийской столицы — одни виды. Я появился на свет в Военно-Воздушном госпитале, весил 4900 граммов; роды принимал майор Якуба. Сохранилась старая фотография дома в Бадене, венском пригороде на Иоаганнштрассе, 38, каким он стоял тогда в пору моего рождения в октябре 1947 года. А поехала в Вену знакомая — и привезла мне фото сегодняшнее. Ничего не изменилось в тихом баденском пригороде за минувшие шесть десятилетий, даже номерная табличка на прежнем месте, разве что постарело дерево у калитки. Вот я войду в калитку, поднимусь на пятый этаж, сверну направо от лифта, открою дверь — и встретят меня живые папа и мама, молодые и счастливые...

Теперь я немощен и стар,

Но словно в детстве — у балкона

Повис задумчивый комар

На нитке собственного звона.

И то же все до мелочей,

До каждой трещины на блюдце...

Когда я слышу: «Мальчик! Эй!» —

Я не могу не оглянуться.

Николай Стефанович, †1979

 

Заходит посетитель в редакцию и видит: все трудятся, один редактор сидит себе за широким столом бездельником. Под левой его рукой толстая папка с бумагами, но не заглядывает в нее редактор и при посетителе, для вида. Стучат по клавишам быстрые пальцы корреспондентов, верстальщик верстает очередной номер, а редактор на телефонный звонок ответит и опять сидит, как памятник. «Вот ведь какая работа бывает, — удивляется посетитель и вздыхает, — мне бы такую...» А правда, что редактор делает? — Да думает редактор — работа у него такая...

Зачем же ласточки старались?

Над чем работали стрижи?

Так быстро в воздухе стирались

Тончайших крыльев чертежи.

Так ясно в воздухе рябило —

И вот попробуй, перечти.

Так моментально это было —

Как будто не было почти.

И вот мы так же для кого-то

Плели в полете кружева.

Но крыльев тонкая работа

Недолго в воздухе жива.

К чему пророческие позы

Над измусоленным листом?

Мы только ласточки без пользы

В ничейном воздухе пустом.

Алексей Цветков

 

Провел безсонную ночь, а потому утром в голове паровозик бегает, вялость одолела и нежелание идти на работу. Но поднялся с одра, выполнил все утреннее, только на небольшое молитвенное правило, которое я привычно годами читаю, не хватило воли. Приехал в редакцию — все из рук валится, настроение плохое, на душе кошки скребут. Слава Богу, понял, и пусть с перерывами, но правило прочитал, и работа потихоньку вошла в русло, и душа угомонилась. Правило маленькое, а сила большая в нем заложена...

Чтоб на людях глаза были суше —

Быстро слезы утрет рукав . . .

Я молюсь, чтоб до неба душу

Донести мне не расплескав.

Я молюсь Тебе, Вездесущий,

Я молюсь Тебе на пути:

— Дай мне ныне мой хлеб насущный,

От лукавого уведи.

Чистым сердцем и безкорыстно

Дай служить мне — и не покинь —

Ибо славен Ты ныне и присно

И во веки веков. Аминь.

Владимир Диксон, Ц929

 

Господь захватил меня Своей десницей и несет по жизни. Как хорошо не противиться течению Божией реки и плыть по бурным волнам! Неси, неси меня, Господи, не дай захлебнуться в водовороте или застыть в заводи, дозволь лететь по стремнине к заветному берегу, к Твоей стороне...

В общей сумятице, в бурной тревоге

Противостанем мы волнам крутым,

Лишь обнимая Господни ноги,

Молча приникнув к ним.

Не рассуждая, не маясь, не споря,

Будь у Христовых ног.

Среди безумия мрачного моря

Светел Церкви чертог.

Александр Солодовников, †1974

 

После Причастия перекрестился трижды с поклонами и пошел к столику с «запивкой». — «Нельзя с опущенными руками — благодать потеряете», — остановила женщина. Да у меня плечи от артрита болят, и вообще, где это сказано, что после Причастия надо руки скрещенными держать? К Чаше подходить — дело иное: креститься не положено, чтобы невзначай потир с Телом и Кровью Христовой не задеть. А благодать руками не удержишь... Некоторые прихожанки идут за священником и «подбирают благодать» ладошками-ковшиками, будто воду на себя плещут. «Благодать Божия и дар по благодати Иисуса Христа преизбыточествует для многих» (Рим. 5, 15). «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6, 56) .

Шум народа радостней и ближе,

Господи, мне страшно оттого,

Что смотрю и ничего не вижу,

Слушаю — не слышу ничего.

Ты идешь средь грешников и нищих

По земле российской в смутный час,