Четыре
ответа на приглашение в ад
Русский
полтергейст (Рассказы священника)
«У
каждого дела нужно видеть конец, чтобы понять его смысл»
...
А
вот еще был случай. Окончилась служба, выхожу я, как
обычно, из алтаря. Одна знакомая прихожанка, опережая
других, вцепляется в меня:
—У моих
знакомых появился полтергейст! Не могли бы Вы его
изгнать?
Обыденно так
говорит, словно о самом заурядном деле.
Не знаю, что
и ответить прихожанке нашей. Валентина ее зовут. Бесов
нам заповедано изгонять, но о «полтергейстах» ничего не
сказано. Встречаться с таким явлением мне еще не
приходилось, как быть, не знаю.
— Наверное,
квартиру освятить ваши знакомые хотят?— нашел выход из
положения. — Ну, да!— просияла Валентина. Батюшка
оказался догадливым.
Машина нас
уже ждала. Хитруля эта Валентина: «Можно ли?» А у самой
машина за углом с шофером и разогретым мотором.
Не заметил,
как сели: все мигом. Помчались.
Словно
выхватил кто из храма. Обычно после службы и за час до
сторожки не дойдешь, не присядешь, ничего в рот не
возьмешь, пока всех нуждающихся не выслушаешь, не
благословишь. А тут и моргнуть не успел, только сизый
дымок завивается сзади кучерявым хвостиком.
Шофер
оказался хозяином квартиры, Феликсом Арнольдовичем. Судя
по его виду, был он из новых «крутых». Стал он мне
рассказывать о своей необычной квартире. Полтергейст,
который в ней появился, оказался шкодником с фантазией.
Да никакой не полтергейст, а самый обыкновенный гаденыш,
как я сразу стал называть по-русски, бес. Нет, он ничего
не поджигал, стулья не ломал. Просто пугал хозяев.
Только лягут они спать, как с кухни послышится разговор.
Женский голос и мужской. Сначала тихо говорят, потом все
громче, и доходят до скандала. Кричат, ногами топают. И
пока не выйдешь к ним — не утихнут. О чем говорят,
нельзя разобрать. Говор свой, русский, но язык какой-то
иностранный. Только отдельные слова слышны, да и то —
матерные. Мат и есть самый настоящий бесовский язык.
Напрасно филологи ищут его корни в языках разных
народов.
Так вот,
сидят те бесы на кухне и говорят, ругаются на своем
языке. А если подходят к ним по коридору, то женский
голос: «Стой!» — приказывает! Когда первый раз такое
услышали, так напугались, что прямо ночью бежать из
квартиры хотели.
— Это же
бесы,— говорю водителю. — Что ж, Вам виднее, это по
Вашей части.
Разговор
прервался. Видно было, что Феликс Арнольдович с таким
определением не согласен, но в спор вступать не хочет.
Кроме мата,
понятно было из бесовского разговора, как называли они
друг друга по имени.
— Филли,—
пронзительно кричала гадина.
— Милли,—
мужским голосом отвечал гад.
Вот кто
смущал наших деловых людей. Вот кто воспитывал их по
своему образу и подобию и охотился на них. Феликс
Арнольдович оказался одним из директоров очень известной
фирмы. Так что не будем ее упоминать здесь. Жили гады в
квартире больше года. То пропадали, то внезапно
появлялись вновь. Осмелели и привыкли к хозяевам, шумели
и при гостях. Однажды, когда гости сидели за столом, под
дверями кто-то явственно стал чесаться, словно пес
шелудивый.
—Собачку
завели?— спросила Майя — молодая эффектная секретарша их
фирмы. Одевалась она, как фотомодель. Все замерли.
Дверь
комнаты приоткрылась, и из коридора пахнуло запахом
хлева. Хозяйка (ее звали Алиса Марковна, потом мы с ней
познакомились) взяла на себя смелость объяснить гостям,
что это такое. Слово «полтергейст» звучало очень
прилично. Гости с удовольствием приняли игру в Филли и
Милли. Выйти к ним решилась та самая фотомодель. Перед
тем как выйти в коридор, она игриво оглянулась на шефа.
Вернулась
она. С того дня положил шеф на секретаршу глаз, то есть
зашла в него блудная страсть. Да и сама фотомодель
изменилась. Словно колдовскими чарами облили ее. Стала
привораживать к фирме выгодных клиентов, за полгода
удесятерился оборот. Майя получила от шефа в подарок
новую квартиру и машину. Квартира стала популярной. Шеф
частенько заглядывал сюда, и не один, а с
друзьями-клиентами. Филли и Милли, как правило, не
подводили. У них даже о делах что-то спрашивали иногда,
но слушались гады только Майю.
И стала
фирма процветать. А Майя стала незаурядным орудием
гаденышей. Квартира, которую мне предстояло освятить,
оказалась богатой. Не квартира — антикварный магазин.
Оставил в сторону всякую дипломатию:
— Хотите
избавиться от своих бесов?
Хозяйка
квартиры, женщина средних лет, встретила меня,
обвешанная брильянтами, как елка. На мой вопрос
вспыхнул, а она всеми своими блестками и как крикнет:
— Нет, это
не бесы!!!
— Ну, тогда
и говорить не о чем.
Алиса
Марковна покраснела. Наверное, впервые после начала
перестройки. Некогда было краснеть, надо было хапать да
хапать.
— Извините,
отец А., за резкость, я прошу вас освятить квартиру, мы
недавно сделали ремонт,—
быстро отчеканила она.
— Бог
простит, а вы меня простите,— отвечаю с поклоном. И
продолжаю их испытывать дальше.
— В чине
освящения содержатся заклинательные молитвы, для всякой
нечистой силы отгнательные. При освящении дома мы просим
Самого Спасителя войти в наш дом и жить с нами, как
вошел Он под сень Закхея мытаря. Если вы не хотите
этого, не стоит и начинать.
Алиса
Марковна позвала на помощь мужа.
—Так быстро!
Все готово?— воскликнул он, не разобравшись, что к
чему,— больше не будет Милли кусаться теперь?
По лицу
Алисы я понял, что он сказал больше, чем было нужно. Ее
рука была забинтована. На днях она пошла на кухню —
пренебрегла Миллиным «Стой!», и когда открывала дверь —
почувствовала сильнейшую боль в указательном пальце на
правой руке. Он был прокушен до кости, и даже следы
виднелись от двух тонких клыков... — Да, вот такие дела,
Милли ревнует к Майе и ко всем бабам,— не унимался
хозяин. Меня он совсем не стеснялся. От него так и несло
цинизмом.
Я хорошо
представлял себе его шикарный офис, с круглосуточной
охраной, хотя никогда там не бывал. Каждый день к ним
приносят письма из бедствующих приходов и обителей.
За
свойски-похабным тоном Феликса читался приблизительно
такой подтекст:
—Если б я
захотел, я бы этому отцу весь храм облезлый вызолотил
изнутри и снаружи. Но пусть он мне послужит сначала,
пусть поклонится мне, а потом уж... покуражившись... и
видно будет.
Да, храм мой
тогда был в плачевном виде. Руины, а не храм.
Итак, бес не
только прельщал и пугал, но теперь уже покушался на
живую плоть, которой сам был лишен. Это был серьезный
знак. Какую власть он взял! Это был знак не только им,
но и мне, всем нам — христианам православным. Еще
немного времени пройдет — и воплотится сын беззакония,
настолько полно люди предались в его волю.
Феликс и
Алиса, конечно, понимали, кого они в моем лице призывали
на помощь. Они сами себя обманывали, когда объясняли
аномалии в своей квартире стертым современным сленгом
«полтергейст».
Алиса быстро
взяла себя в руки, все-таки это была деловая,
коммерческая женщина: «Злых духов нам не надо,—как бы
подвела она мирные условия,—если это злое — пусть
уходит».
Я всегда
поражаюсь практичности новых русских людей.
Уважаю их за
деловитость. Хотя и служат они не Богу, а маммоне, но
если обратить их, они свою практичность природную,
разумность принесут и в служение Богу. Именно меня,
православного батюшку, пригласили они. Только на первый
взгляд они казались невеждами в религии. На самом деле
интуитивно чувствовали, за кем стоит реальная сила. Силу
они и призывали. И искали самого эффективного средства.
Поэтому и привезли они к себе домой православного
священника.
Вопрос
только в том, что перевесит: разумность, в которой скрыт
образ Божий, или ненасытная жадность князя мира сего.
Разумность диктовала умеренность, следование правилам
жизни, подталкивала к традициям — храму, добродетели. В
этом была их жизнь, их будущее. Жадность звала на риск,
на обман, потакала самым необузданным страстям, льстила
самолюбию. Это была их смерть.
—Что ж,
такой богатый дом, а иконочки не найдется,— заметил я.
Иконы
нашлись. Не простые, а
XVI
века, строгановского письма. Что ж, перекрестился,
похвалил иконы, да начал готовиться к освящению. Кадило
возжигаю, облачаюсь.
—
Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки
веков!
— А-а-аминь,—
откликнулась Валентина.
И тут же в
коридоре как завизжит кто-то, словно ошпаренный. Да,
такой визг не могло бы издать ни одно существо мира. Это
был голос самого ада — противника твари и Творца.
Помолчали
мы, пока брезгливость не прошла, и продолжили петь
потихонечку, устремив мысли к Богу. А гаденыши так и
визжали, пока мы молились. Пели тихо, голоса не
повышали. Хозяев квартиры было жалко. Заложить душу
дьяволу...
Начал я
помазывать стены елеем, кропить кругом святой водой, и
при каждом кроплении — визги, да на два голоса. Смотрю —
и Алиса, и Феликс — оба в обморочном состоянии. Я и их
окропил.
Вздрогнули
они от святой воды, что-то рвалось из них. Но люди
оказались «крепкими», сдержались. Далеки они были от
покаяния.
С молитвой,
с кадилом, со святой водичкой прошли по всей квартире, и
к двери. Никто не провожал... И побрели мы с Валентиной
к метро.
У каждого
дела нужно видеть конец, чтобы понять его смысл. Бесы из
квартиры с того дня ушли. Стало тихо. А через год
Валентина принесла весть: Феликса Арнольдовича
застрелили в подъезде, Майя разбилась на новой машине,
Алиса в сумасшедшем доме, всем известная фирма
обанкротилась.
Жадность все
же победила, а как жалко. В их собственной квартире
Господь явил великое чудо. Он выгнал бесов, готовых
вцепиться в глотки.
И как
долготерпелив Господь! Сколько времени им было дано,
чтобы образумиться, — целый год! Но они даже не улучили
минуточку, чтобы придти ко мне в храм, поблагодарить
Бога, внести, может быть, свою лепту.
Бесы ушли из
квартиры, но нашли их души. Коммерсанты не захотели
расставаться с гадством — и расстались со всем, что у
них было. Даже с собственной жизнью.
Записал Л.Алабин, газета «Православная Москва» |