ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 Пишу свою судьбу до точки

ДАМЫ И КАВАЛЕРЫ — СКАЗАНО НЕ ПРО НАС

Вы обратили внимание, как порой характеризуют незнакомого соседа живущие с ним под одной крышей? «Да он и не поздоровается никогда, даже головой не кивнёт…» Проскакивает между слов: мол, нехороший человек, или высокомерный, или скрытный, тёмный. Так что приветствие и прощание — не просто традиция, это ещё и наше отношение к человеку. Мы мало задумываемся над тем, что тон, которым сказано слово, говорит нам о многом. Можно походя бросить знакомому: «Здрассьте!» — и полететь по своим делам, а можно с лёгким поклоном произнести: «Здравствуйте! Как ваше здоровье?» Конечно, знакомый не станет в подробностях говорить о своих болячках, но даже внешний интерес к его жизни располагает к себе, делает его ближе к вам. Конечно, если вы здороваетесь искренне, а не играете: человек всё чувствует. Признаюсь как на духу: с приближением старости прибывает любви к людям, и мне нравится здороваться со всеми, с кем сталкивает тётка-жизнь.

ЗДРАВСТВУЙТЕ!
Вместе с народом пил я, и пел,
И куролесил ночами.
Много хотел, да не много успел.
Мне бы побыть ещё с вами.
Ночь на излёте. На сердце покой.
С папой побыть бы и с мамой.
С вами, и с ними, и с теми, и с той —
Самой моей распресамой.
Пусть так нелепо расстались мы с ней,
Но я её не забуду.
Перед рассветом все чувства острей
От приближения к чуду.
Спит до поры православная Русь —
В звонах проснётся пасхальных.
Тихо за здравие я помолюсь
Всех своих близких и дальних.
День разгорается. Травы в росе.
Солнце в глаза, словно пламя.
Здравствуйте,
здравствуйте,
здравствуйте все!
Можно поздравствовать с вами?..
Валерий Фокин, г. Волгоград, р. 1949 (№ 7, 12)

Честно говоря, будучи молодым и здоровым, я не принимал всерьёз пожелание здоровья: я не болею — и все кругом пышут здоровьем. С годами, немного помудрев по-житейски, познал, что здоровье — дар Божий, даётся один раз, и если угробишь — назад не вернёшь. Эх, молодость, молодость…
Но мне очень по душе был обычай в глубинке ли, в деревне, в маленьком городке, где встречные-поперечные знают друг друга наизусть, что с незнакомцем здоровается и стар и млад. И ты сначала смущаешься с непривычки, а потом и сам с удовольствием желаешь людям здоровья. Из больших городов эта привычка ушла. Я люблю приехать в августе в ржаную благодать. Сказать-услышать: «Здравствуйте» — как земляков обнять. Как поклониться родине и на лицо, на грудь росистый куст смородины друг другу отряхнуть.
Иду я всюду запросто, в душе коплю зарю. И встречные мне: «Здравствуйте», я — то же говорю. И школьники глазастые, путь уступая мне, смущённо тянут: «Здравствуйте», я — то же ребятне. И старцы, уж безстрастные, сидят, глядят на свет. Я кланяюсь им: «Здравствуйте», — и слышу их привет…
Люблю приехать в августе, да дело ведь не в том. Всегда здесь слово «здравствуйте» овеяно теплом. И за века не выстыло и, вея далью той, людей связуют исстари высокой добротой. Живите, люди, здравствуйте, поменьше только хвастайте, а крепче государствуйте!
Александр Романов, г. Вологда, †2006 (№ 1, 52)
Не сомневаюсь, что и вы заметили одну интересную деталь в приветствиях: изменяется строй — меняется и обращение людей друг к другу. Лично я уже привыкаю к словам: «отец», «молодой человек», «мужчина», верующие зовут меня «братом»; или просто без обращения («Выходите?»). Слово «товарищ» теперь не то чтобы под запретом, но его употребление подразумевает нечто вроде непристойности. А почему? Да с ненавистной Советской властью связывают. Правда, теперь задумались многие, когда на Руси жилось хорошо… Пусть думают, пока очередной словотруп власть не сочинила… Всё не привыкну к слову «господин». Теряюсь: «Вы — меня?» при этом слове. В конце концов, неважно, кто по крови. По жизни я скорей простолюдин. Хлеб добывал горбом, и ни один слуга не ждал по струнке наготове, ловя мой взгляд или движенье брови. Таким вот я и дожил до седин. Поездил вдоволь по родным равнинам. Меня встречали радость и беда в моём пути, не кратком и не длинном. Мне говорят: но как вас звать, когда мы не товарищи, не господа? — Зовите, как в участке, — гражданином!
Илья Фоняков, СПб. (№ 1, 45)
Но продолжим наше короткое исследование. Для начала я взял Этимологический словарь М. Фасмера и узнал: впервые обнаружили употребление слова «товарищ» в рукописях Кирилло-Белозерского монастыря в XV веке, а также у Афанасия Никитина и в «Домострое»; оно происходит от тюркского «имущество, товар, скот». Не вижу здесь ничего крамольного: это слово имело для меня и моего поколения совсем другое значение.

СЛОВО «ТОВАРИЩ»
Говорил мне отец: «Ты найди себе слово,
Чтоб оно, словно песня, повело за собой.
Ты ищи его с верой, надеждой, любовью.
И тогда оно станет твоею судьбой.

Я искал в небесах и средь дыма пожарищ,
На зеленых полянах и в мёртвой золе.
Только кажется мне, лучше слова «товарищ»
Ничего не нашёл я на этой земле.

В этом слове судьба до последнего вздоха,
В этом слове надежда земных городов.
С этим словом святым поднималась эпоха —
Алый парус надежды двадцатых годов.

Батальоны встают, сено хрупают кони,
И труба прокричала в холодной цепи.
И морозная ночь в заснежённой попоне
Мне напомнила топот в далёкой степи.

Там по синим цветам бродят кони и дети,
Мы поселимся в этом священном краю.
Там небес чистота, там девчонки как ветер,
Там качаются в сёдлах, «Гренаду» поют.
Михаил Анчаров, †1990

Нечто дружеско-крепкое заложено в слове: и рукопожатие, и призыв не сдаваться, и единение людей.

Задумывался ль ты когда-нибудь,
Задумывался ль ты, зачем друг другу
При встрече иль пускаясь в дальний путь
Мы правую протягиваем руку?

Обычай стар, он пережил века,
Но смысл его сегодня вспомнить нужно:
Рукопожатье — символ, что рука
Доверчива, чиста и безоружна.
Элида Дубровина, †1992 (№ 6, 120)

Когда в стране пропадает обращение, а замены нет, это говорит о том, что государство не устоялось и вполне может развалиться, раз большинство населения отторгает новые старые обращения. Медленно, но упрямо время слова казнит. Прежнее слово «дама», что у тебя за вид? Вроде бы не сегодня вышло ты на покой и ни на что не годно, даже в роман плохой. «Дамы и кавалеры» — сказано не про нас, фразе такой нет веры, жизнь — всё же не танцкласс.
Странно звучало б: «Дамы! Дамы и господа!» Здесь от любви и драмы не отыскать следа. Все они отзвучали, сникли в живой стране, так что тоски-печали нету по старине. Даму достала старость, и недалёк закат… Вот оно и осталось только в колоде карт.
Владимир Корнилов, †2002 (№ 3, 108)
Теперь в ходу обращение «господа». По ТВ часто звучит, официоз им начинается, богачи друг друга таким образом называют, а обратись к простому, да ещё и подвыпившему мужичку под горячую руку, он тебе и больно сделать может: «Ишь ты, издёвщик такой-сякой нашёлся…».

С архивных наших пробуем картин
Снять копии «господские» натужно.
Но сам я никому не господин
и мне господ вернувшихся не нужно.

Искали затерявшийся эдем
в кровавых распрях наших революций
и заблудились там мы не затем,
чтоб к барам новоявленным вернуться.

Пускай живут, пусть пряники жуют,
иные сны среди людей ищу я,
как, сбрасывая с сердца чешую,
глядеть в глаза друг другу без прищура,

без зависти, без тайного ножа,
без слова, где до правды не добраться…
Пусть расцветёт заблудшая душа
в сиянии вернувшегося Братства.
Юрий Ключников, г. Новосибирск, р. 1930 (№ 1, 9)

И тут я вспомнил, что давным-давно со мной произошёл случай, чуть не окончившийся трагически. Конечно, не шедевр, но имеет отношение к теме разговора. Итак:

СЛУЧАЙ НА УЛИЦЕ
А дело было у проспекта.
За ним — большой плакат про Братство.
Зима стояла, жаль — не лето,
И не хотелось загибаться.

Тянул я руки обмороженные,
Весь извалявшийся в снегу,
Кричал: «Эй, люди, вы же не прохожие,
Без вас подняться не смогу!

Да вы послушайте, прохожие,
Я ногу подвернул… и вот…
— Нет, брат, с такими, на тебя похожими,
У нас как раз борьба идёт.

Я лёг ничком, молился истово —
Я ваш товарищ, друг и брат!
И даже перед коммунистами
Покаялся, что виноват.

Я вспомнил Бога и Маресьева,
А также дочку и жену.
И, всё борясь со снежным месивом,
Неужто, думал, так помру?..

Я больше не просил, не каялся:
Какой я, к чёрту, друг и брат!
Я так устал и так отчаялся —
А с высоты глядел Плакат.

Пришёл наряд, как и положено:
— Эй, парень, ты ещё живой?
Врач смазал всё, что отморожено
И с Богом отпустил домой.

Душа моя неоскуделая,
Вновь обморожена душа.
Ах, люди, что же вы наделали,
От брата по делам спеша?
Александр Раков, 18—19.12.1987

Так и живёт народ — без понятия, куда плывём, зачем флаги меняем, а что дальше будет… устал голову ломать; хоть водки вдоволь. Правда, картошка теперь стоит дороже заморских бананов. В России ещё есть природа, и даже власть в России есть. Но только нет уже народа, и дух почти извёлся весь. Да, люди есть, ещё нас много, но затерялся некий зов, чтоб на него по всем дорогам пошёл, попёр народ с низов… С низин и с гор, с лесов и пашен чтоб он тянулся, жил и креп!..
А так наш путь — уныл и страшен, и горек без надежды хлеб.
Геннадий Иванов, Москва (№ 7, 140)
Ребята, видно, мы не поняли, зачем нам Господом дана от Балтики и до Японии раскинувшаяся страна. Не поняли, зачем на нехристей водил дружины князь Донской, зачем с такой жестокой нежностью Кутузов жертвовал Москвой. А понимать и помнить надо бы всё, что пришлось перенести. И ставить вновь стальные надолбы у лихоимцев на пути. Они, проныры закордонные, и свой, отечественный тать, марш похоронный нашей Родине готовы запросто сыграть.
Но мы живём назло всем выжигам. Свой, хоть и горький, хлеб жуём. И — дайте срок! — не просто выживем, не хуже прочих заживём. Чтоб и они однажды поняли, зачем нам Господом дана от Балтики и до Японии раскинувшаяся страна.
Олег Портнягин, г. Сызрань, р. 1948 (№ 6, 13)

 

БОЛЬШОЙ СУББОТНИК
Увы, не завтра, не сегодня,
А через десять, может, лет,
Нам предстоит Большой Субботник,
Каких и не было, и нет.
Из миллионов частных истин
В расчёт мы выберем одну:
От «демократии» очистить
Придётся целую страну!
И кто бы, что бы там ни каркал, —
Не под расстрел, и не в тюрьму, —
«Воров в законе» — олигархов —
Отправим жить на Колыму.
И исключительно по блату,
Чтоб «облегчить» страданья им,
Всем минимальную зарплату,
Причём с задержками, дадим.
И позаботимся мы сами —
Не обеднеем, ничего, —
Построим им универсамы,
Буквально полные всего!
Глазами жадными глазея
На те витрины, где еда,
Пускай приходят, как в музеи,
Глотая слюни, «господа»!
Всё это закрепим законом,
И в том, злопамятном краю,
Пускай узнают, каково нам
В «демократическом» раю!
Николай Карпов, †2010 (№ 7, 6)