Пишу свою судьбу до точки

ТЕСНО, ДУШНО ВНУТРИ, КАК В КЛЕТИ

Скрипит под ветром печальный ставень. В углу за печкой таится шорох… Мы вырастаем, мы вырастаем из колыбелей и распашонок… Огромно детство. Просторно детство. А мы романы Дюма листаем. И понимаем, что в доме — тесно. Мы вырастаем. Мы вырастаем… Укоры взрослых несутся следом. Мы убегаем, как от пожара. Нам двор — держава!.. но как-то летом мы замечаем: мала держава… Нас что-то кличет и что-то гонит к серьёзным спорам, к недетским тайнам. Нас принимает гигантский город! Мы вырастаем! Мы вырастаем!.. А город пухнет. Растёт, как тесто. А нам в нём тесно! И мы, пьянея, садимся в поезд, где тоже — тесно. А в чистом поле — ещё теснее…
Мы негодуем, недосыпаем, глядим вослед журавлиным стаям. На мотоциклах, пригнувшись, шпарим. Мы вырастаем! Мы вырастаем!.. Мы трудно дышим от слёз и песен. Порт океанский зовём калиткой. Нам Атлантический слишком тесен! Нам тесен Тихий, или Великий!.. Вонзились в тучу верхушки елей. Мы вырастаем! Нам тесно в клетке меридианов и параллелей!
Роберт Рождественский, †1994 (№ 7,138)

Вот и мне тесно! Тесно в квартире, когда двоим не разойтись в узком коридоре, тесно на лестнице в подъезде, в городе тесно от наплыва несметного числа людей, тесно в редакции, где не продохнуть от бумаг и столов с компьютерами, тесно от лавины пустых слов, извергаемых отовсюду, тесно в купе поезда, когда пространство рассчитано до сантиметра, тесно рядом с человеком чужого толка, и даже на опустевшей ночной улице тоже тесно. Даже звёзды, которым, казалось бы, места в пустоте предостаточно, и те стремятся разлететься друг от друга как можно дальше.

Снится Земля —
голубая, как детство.
Бездна пространства.
И — некуда деться.
Глеб Горбовский, СПб., р. 1931

В голове теснятся мысли, которым никак не вырваться наружу; тесно от мыслей, которые вырвались, но не хотят укладываться на бумагу, а только мешают думать о нужном. Трудно дышится в этом доме: затхлый воздух и мутный свет, но — увы! — на сегодня — кроме — ни дрянней, не прекрасней нет. Тесно, душно внутри, как в клети. И спасает меня пока только память, что есть на свете где-то полюшко, лес, река…
Виктор Коротаев, †1997
Странно, однако, и в поле, где, кроме травы-муравы, лесного озерца да шума летнего ветерка, никого нет, мне тоже тесно.

Иди, попробуй-ка руками,
Чем возвеличен древний град:
Всё камень, камень, камень, камень —
Собранье каменных громад.

Войди в отравленную воду,
Взметни весёлую волну!
Река, забывшая свободу,
Умолкла в каменном плену.

Ни пристани, ни побережья…
Свои утративши права,
Растёт в садах всё реже, реже
Обыкновенная трава.

И как прижиться здесь ромашке,
Корнями просверлить гранит?
…Земля в асфальтовой рубашке
Не может доброго хранить.
Степан Курлов, г. Мытищи, †2004

Теснота душит, не даёт жить полной грудью, мыслить по-человечески и быть без тягучих обручей. Мы — как тома в библиотеке — в больших домах живём впритык, перегорожены навеки, как персонажи разных книг.
Кирилл Ковальджи, †2003
И только иногда, когда твоя слабая молитва доходит до Господа, наступает ненадолго долгожданное чувство пространства, безконечного и благодатного одновременно, — и ты садишься за стол, и твои неупорядоченные мысли встают в строй, и они послушно ложатся на бумагу, сливаясь в единое то, что только ты хотел сказать людям и самому себе. Тонкая-претонкая ниточка протянулась между тобой и Богом, и толика вдохновения течёт по ней, и ты, чуя жданное мгновение, спешишь, спешишь выразить теснящееся внутри.
Куда подевалась гнетущая теснота? И дышать, и жить, и писать, и думать в эти мгновения, когда разрушена невидимая стена и ты способен не только охватить мыслью земной мир, но и взметнуться выше звёзд, где нет удушливой тесноты, а есть только свобода и творчество, творчество и свобода! Какое же это счастье — свободно творить! Неужели люди не понимают столь простого и доступного каждому способа — не деньгами, не путаными теориями, не удачной женитьбой и даже не достижением высшей власти — стать звёздно-счастливыми. И требуется не так много для этого: связать себя ниточкой с Творцом, чтобы освободиться от давящей тесноты.

Как одиноко и странно
Слышать, предчувствовать, знать
То, что до боли туманно,
То, что уже не догнать.

Может быть, всё это длится,
Может быть, всё это есть
В прозе, в стихах — на страницах,
С нами… но только не здесь!
Александр Пошехонов, Череповец, р. 1956

Но счастье недолговечно: внезапно ниточка рвётся, рвётся по гордыне и суетности, по желанию из ниточки свить толстый канат и стать выше людей, но ближе к Творцу, и вовсе не потому, что ты принесёшь близким добро облегчения, но тесноту своего Я… И — тесно папироске в пачке. И — тесно костерочку в печке. И — тесно в конуре собачке. И — тесно бабкам на крылечке. И — тесно мне в квадрате неба, в прямоугольнике державы. Но — плакать, плакаться нелепо. Всем — тесно, всем, о Боже правый…
Евгений Степанов, Москва (№ 5, 120)
И вдруг ты опять оказываешься в своей тесной комнатушке, за своим заваленным исписанными бумагами столом, и видишь: то, что ты написал в эти мгновения, стоят сотен страниц написанного доселе.

ВДОХНОВЕНИЕ
Я снова ощущаю трепет
Души, спекающейся в горле,
Стихов ещё невнятный лепет,
Навязчивость слогов повторных.

Они томят меня упорством,
Забывчивостью, глухотою.
И воздухом сухим и спёртым,
Предгрозовою духотою.

Потом — неповторимый ливень
Ошеломляющих резонов.
И вдруг — возможность жить счастливым,
Дыша живительным озоном.
Давид Самойлов, †1998 (№ 7, 84)

И начинаешь постигать: это Хозяин Жизни по незнамым человеками законам сделал тебя на время избранным, дал редкую возможность творить, не пресекая твоей воли и освобождая талант из-под спуда. Как заслужить освобождения от тесноты? Не знаю, не ведаю, но Господь по Своей неизреченной милости каждому творящему даёт такие моменты. Господь садится вечерять со мной, да и с тобой, да и со всеми вами. И стол дубовый с землю шириной и в жизнь длиной — накрыт Его дарами. Полина Рожнова, р. 1948 (№ 7, 62).Постарайтесь не упустить их — озарение приходит внезапно и так же внезапно уходит. А творить в тесноте невозможно, вернее, ничего хорошего из-под пера выйти не может.

Поэзия — порядок слов,
который продиктован свыше.
Его сперва поэты слышат,
потом — кто слушать их готов.
Юрий Максин, Вологодская обл., р. 1954

Ясно ли выразил я свою мысль? Ведь изложил её для вас именно тогда, когда светом души был извещён: «Пиши!» Что я без промедления и сделал. Хочу поселиться в озере, тихо лежать на дне. Жизнь наверху — ринг бульдозеров, а я не могу в толкотне. По озеру белое облако, как в зеркале, будет скользить. Все прежние лица недобрые я скоро сумею забыть. Привет человекам-бульдозерам! Мне тесно на вашей лыжне. Я облаком плаваю в озере от этих и тех в стороне.
Сергей Каргашин, р. 1965