Пишу свою судьбу до точки

Я САМ ПОРОЙ ЧИТАЛ ЧУЖИЕ КНИЖКИ

Есть такой вопрос, который задают очень часто, особенно в разного рода анкетах, опросах, да и в жизни: «А что ты нынче читаешь?» И по ответу судят об уровне образованности человека, его интересах, занятости. Когда меня спрашивают о книгах, я отвечаю: «Ничего, за исключением нужного по работе». Ибо для писателя — сознательно или нет — существует опасность присвоить себе мысли другого писателя, переварив их в котле собственного мозга, и потом, иногда через много лет, с чистым сердцем положить их на бумагу.

ЧУЖАЯ СТРОКА

Через снега издалека,
Через метель и ростепель,
Чужая звонкая строка
Ко мне приходит в гости.

И я горю, горю, строкой
Далёкой подожжённая.
А до тебя подать рукой,
И, как заворожённая,

Тобой тревожусь я, как той
Строкой, не мной придуманной,
Её завидной простотой
И славою нешумною.

Но ты прости меня, прости
За это откровение:
Чужой строкою не войти
Тебе в стихотворение.
Надежда Полякова, СПб., †2007

Примеров таких множество, и споры о заимствованиях будут идти столько, сколько существует культура. Классический пример: «Золотой телёнок» И. Ильфа и Е. Петрова:

Глава XXXV. Его любили домашние хозяйки, домашние работницы, вдовы и даже одна женщина — зубной техник.

…«Антилопа» на своей стоянке издавала корабельные скрипы. Если раньше машина Козлевича вызывала весёлое недоумение, то сейчас она внушала жалость: левое заднее крыло было подвязано канатом, порядочная часть ветрового стекла была заменена фанерой, и вместо утерянной при катастрофе резиновой груши с «матчишем» висел на верёвочке никелированный председательский колокольчик. Даже рулевое колесо, на котором покоились честные руки Адама Казимировича, несколько свернулось в сторону. На тротуаре, рядом с «Антилопой», стоял великий комбинатор. Облокотившись о борт машины, он говорил:
 — Я обманул вас, Адам. Я не могу подарить вам ни «изотта-фраскини», ни «линкольна», ни «бьюика», ни даже «форда». Я не могу купить новой машины. Государство не считает меня покупателем. Я частное лицо. Единственно, что можно было бы приобрести по объявлению в газете, — это такую же рухлядь, как наша «Антилопа»…
— Вы знаете, Адам, новость — на каждого гражданина давит столб воздуха силою в двести четырнадцать кило!
— Нет, — сказал Козлевич, — а что?
— Как что! Это научно-медицинский факт. И мне это стало с недавнего времени тяжело. Вы только подумайте! Двести четырнадцать кило! Давят круглые сутки, в особенности по ночам. Я плохо сплю. Что?
— Ничего, я слушаю, — ласково ответил Козлевич.
— Мне очень плохо, Адам. У меня слишком большое сердце.
Водитель «Антилопы» хмыкнул. Остап продолжал болтать:
— Вчера на улице ко мне подошла старуха и предложила купить вечную иглу для примуса. Вы знаете, Адам, я не купил. Мне не нужна вечная игла, я не хочу жить вечно. Я хочу умереть. У меня налицо все пошлые признаки влюблённости: отсутствие аппетита, бессонница и маниакальное стремление сочинять стихи. Слушайте, что я накропал вчера ночью при колеблющемся свете электрической лампы: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты». Правда, хорошо? Талантливо? И только на рассвете, когда дописаны были последние строки, я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин. Такой удар со стороны классика! А?»…(курсив мой. — А.Р.).
Надо отдать должное великому комбинатору: он с ужасом понял и признал ошибку. Но — обратите внимание! Влюблённый в Зосю Остап всю ночь творил и только под утро вспомнил, что строки принадлежат гению.
Я просмотрел огромный материал в Интернете на эту животрепещущую тему: она будет волновать ещё многие поколения людей, берущих перо. Но сказать мне хотелось бы не о плагиате, а о воровстве чужих произведений.
Пролистывая в поисках стихов для «былинок» один из старых номеров журнала «Новый мир» (1980. № 9. С.116), я с огромным удивлением прочитал: «Аркадий Рывлин. На орбите» и два стихотворения. Второе, ставшее уже классическим, написал вовсе не Рывлин (Николай Павлович Хмелёнок), а замечательный фронтовой советский поэт Михаил Львов:

Я уповаю, уповаю,
Что не окончусь никогда.

Я только тихо убываю,
Как после паводка вода...
И что меня туда, где не был,
Реки уносит благодать,
Хотя всё меньше, меньше небо
Я начинаю отражать.
И хоть ничуть, ничуть не грустно
Мне в лодке у прибрежных ив,
Но только меньше, меньше русло
И тише, тише мой разлив...
И всё-таки я уповаю,
Что не окончусь никогда...
Я только тихо убываю,
Как после паводка вода.
Михаил Львов, †1988

Михаил Давыдович Львов (Рафкат Давлетович Маликов) родился 4 января 1917 года в башкирском селе Насибаш. Воспитывался в Златоусте, там же работал в редакции городской газеты и занимался в литературном объединении «Мартен». Окончил педагогический техникум в Миассе, учился в педагогическом институте в Уфе.
В начале 1930-х годов приехал в Челябинск, где работал на ЧТЗ и станкостроительном заводе. Занимался в литературном объединении ЧТЗ, которое теперь носит его имя.
В предвоенные годы Львов работал в областном радиокомитете, преподавал русский язык и литературу в школе, одновременно заочно учился в Литературном институте имени М. Горького, который окончил в июне 1941 года.
В первые годы войны работал на военных стройках, а в 1943 году ушёл на фронт в составе Уральского добровольческого танкового корпуса. За мужество и отвагу, проявленные в боях, Львов был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени.
После войны поэт жил в Москве. Заведовал отделом поэзии в журнале «Юность», был секретарём правления Московской писательской организации, заместителем главного редактора журнала «Новый мир».
Произведения Львова публиковались в газетах и журналах с 1930-х годов. Первый сборник стихов «Время» издан в Челябинске в 1940 году. Всего Львов автор более 40 поэтических книг.
Михаил Давыдович — член Союза писателей СССР (1944), лауреат премии «Орлёнок». Творчество поэта отмечено орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почёта». Умер в 1988 году.

Аркадий Рывлин (Николай Павлович Хмелёнок), Киев, 1915—2007, член Союза писателей СССР с 1948 года. Автор сборников стихотворений: «Флажки на карте» (1948), «Веселый горизонт» (1950), «Зарницы» (1953), «Говорящие письма» (1956), «Нетерпенье» (1963), «Пока есть время» (1965), «Автограф корабля» (1974), «Лейтмотив» (1980). Умер в 2007 году в Киеве. Разыскать среди его поэтического наследия стихотворение «Я убываю, убываю…» мне не удалось. Зато я нашёл у Рывлина такие строчки:

Играет с Барби девочка в саду,
В который раз усаживая куклу.
Как быстро наши дети на ходу
Ко всякой иностранщине привыкли.

Плохого в этом нету ничего,
Я сам порой читал чужие книжки.
Вот только б не забыли своего,
Став взрослыми, девчонки и мальчишки.
2.08.96.

Самое удивительное, что стихотворение «Я уповаю, уповаю…» было опубликовано под именем Рывлина в 1980 году — ещё при жизни настоящего автора, Михаила Львова, за восемь лет до его кончины, а в 1987-м — за год до кончины Львова — в этом же журнале появляется «Я уповаю, уповаю…» уже за подписью истинного автора. Не верите? А я докажу.
Что это? Редакторская ошибка или самонадеянность Рывлина? Но никаких опровержений я нигде не встречал. Серьёзный аргумент: Львов много лет был заместителем главного редактора журнала «Новый мир», и уж его-то стихи там знали хорошо…

ПЛАГИАТОР
И плагиатор ценит тон любезности.
Зови ж его не хищником словесности,
А… сборщиком фольклора безымянного
В среде поэтов мировой известности.
Новелла Матвеева

Ещё пример. Стихами я увлекаюсь давно. На днях, копаясь в своих альбомах, в которые я собирал всякую всячину, я обнаружил официальное письмо из газеты «Ленинградская правда» ещё советских времён. Дело в том, что в праздничном номере от 7 ноября (!) на первой полосе было опубликовано стихотворение, посвящённое годовщине революции, которое мне встречалось у другого поэта. И я не преминул сообщить об «ошибке» редакции. Нынешнему поколению уже не понять, какой грандиозный скандал мог разразиться, сколько голов бы полетело с насиженных мест… Но моё письмо попало в нужные руки — и скандал, думаю, замяли. А мне прислали ответ:
Немецкий философ Артур Шопенгауэр (1788—1860) пишет: «Чтение — суррогат самостоятельного мышления. Твои мысли водят на помочах. К тому же многие книги пригодны лишь на то, чтобы показывать, как много на свете заблуждений и как страшно можно запутаться, если руководствоваться книгами… Читать надо только тогда, когда источник собственных мыслей заглох. А гнать прочь свои настоящие, крепкие мысли, чтобы брать книгу в руки, — это грех против Святого Духа».

Украли у меня строку,
Ту, что нашёл с трудом.
И унесли в свою страну,
В неведомый мне дом.

Её, какой бы ни была,
Там могут ожидать
Порабощенье, кабала,
Прокрустова кровать.

Но и в укрытии чужом
Она, презревши страх,
Моим ребёнком под ножом
Кричит в чужих стихах.
Степан Курлов, †2004 (№ 1, 25)

«Великая русская литература оттого и велика, что она православна. А назвать Маринину, Донцову и иже с ними православными, а их чтиво — литературой я не могу. Это всё убийство нашего времени и вред для души. Только от настоящей русской литературы может быть польза для нашего времени, защита русского языка и сохранение нашей России и веры.
То, что их чтиво читают миллионы людей, чем эти «писательницы» хвастают, — это не аргумент в пользу серьёзности их чтива, а повод для серьёзного безпокойства за то, что они воспитали и наплодили себе подобных. Так же говорят телевизионщики, когда в ответ на то, что они показывают мерзость и пошлость, они отвечают: ну нас же смотрят миллионы! Все эти передачки и книжицы — как дешёвые проститутки, которых быстро разбирают на вокзалах. Русские люди эту мерзость не читают, — это удел толпы, черни, падкой на всякую пошлятину и примитивщину».
Владимир Крупин, русский писатель. 29.09.2011

НАРОДНЫЙ КУМИР
В какую мы яму упали,
Попали в какой переплёт:
Тургенев и Чехов в опале,
Донцову читает народ.

Да что это, право, такое?
За что её любит народ?
За что она с лёгкой душою
Купоны с России стрижёт?

За то, что не мысли — забавы
Уж ценит читающий мир,
Упали и вкусы, и нравы,
А тут и Донцова — кумир.

Каких она тем накопала,
Нехитрым запросам в ответ!
Как точно она угадала,
Что нужно безликой толпе!

Где грешные души витают?
Куда их опять занесло?
Читают, Донцову читают,
Великой России назло.
Иван Стремяков, СПб., р. 1941 (№ 7, 30)

«Что касается нашего чтения, чрезвычайно важно искусство нечитания. Его смысл в том, чтобы не брать в руки то, что занимает широкую публику в данный момент. Тут надо рассуждать так: кто пишет для дураков, тот всегда найдёт читателей… Дурного следует читать как можно меньше, хорошего — как можно больше: дурные книги — это интеллектуальный яд, они отравляют ум». Эти и другие мысли философа автор уже использовал в книге «На милость дня», не обезсудьте, но чрезвычайная важность заставляет повторять их вновь и вновь. Для развлечения и для щекотки усталых душ, свой шанс не упустив, творят за детективом детектив невесть откуда взявшиеся тётки. Найдя зацепку в милицейской сводке, кровавую интригу раскрутив, пейзаж до минимума сократив, пекут романы, как на сковородке. И как тут ни кривись и ни кляни, по-нынешнему именно они писательницы, профессионалы, задействованные в большой игре, а мы — любители и неформалы, гоняющие мяч на пустыре. Илья Фоняков, СПб., р. 1935 (№ 1, 45)

Последний пример. Зашёл как-то в редакцию член Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России и принёс небольшой рассказ, который оказался как нельзя кстати. Поставили его на первую полосу, заплатили творцу небольшой гонорар, но вскоре я встретил этот текст — один к одному — у известного московского православного писателя Владимира Николаевича Крупина. Проверил — да, произведение написано им. Позвонил воришке, но, кроме невнятного бормотания, ничего разумного не услышал. И гонорар назад не вернул. И даже не извинился…
Написал я эту «былинку» только потому, что случаев воровства произведений в литературе стало слишком много.
«Нет ничего тайного, что не стало бы явным, и ничего не бывает потаённого, что не вышло бы наружу» (Мк. 4, 22).
Ай, нехорошо воровать…

ПЛАГИАТ
Есть народ у нас лихой:
При любых эпохах —
Загрести себе рукой,
Что лежало плохо!

Самость с Наглостью —
Недуг,
Многим жизнь калечат.
А для этих он бальзам, —
Жить-то больше — нечем!
Галина Круглова (Кучер)