Пишу свою судьбу до точки

НЕ ТОРГОВАЛ МОЙ ДЕД БЛИНАМИ

Звоню 9 мая в Москву известному писателю, чтобы поздравить с Днём Победы — он много и правдиво написал о войне, потому что воевал сам и Божиим даром слова Господь его не обидел. Трубку взяла супруга, Серафима Игнатьевна.
— Юра гуляет с собакой, через часок будет, перезвоните. А вы тот самый Раков, который «былинки» пишет? Они мне понравились. Только знаете что? А вы не хотели бы сменить фамилию на псевдоним?
Я даже дар речи потерял. Да, фамилия не дворянская, простая русская фамилия — ведь мы из вологодских крестьян, рыбарей и хлебопашцев, — ничего примечательного в ней нет. А с нашего деда, ИВАНА ИВАНОВИЧА РАКОВА (1883—1957; два сына, дочь), истинного крестьянина, а потом народного крестьянского учителя, началась другая жизнь рода: близкие стали стремиться получить образование. При желании читатель может познакомиться с историей вологодских Раковых в моей книге «былинок» «О жизнь, нечаянная радость» (2010. С. 321—378) — старший брат Эдуард написал в ней «Главу о наших дедах».

— А что, фамилия Бондарев звучит приятнее? В Этимологическом словаре М. Фасмера «бондарь» есть производное от «кадки, бочки», иными словами, бондарь — изготовитель бочек. У вас нет желания поменять фамилию? — не очень вежливо ответил я и откланялся.
Наши фамилии произошли от прозвищ: ловил мой прадед раков для помещика на Ивицком озере — его и прозвали Раковым; у Визгалиных и Вижуновых (от глагола «визжать — тонко, пронзительно кричать» кто-то из предков выделялся именно этим качеством; давным-давно жил в деревне крикун или крикунья — от них и пошла фамилия Кадыков.
Есть даже пословица: «Бабий кадык не заткнёшь ни пирогом, ни рукавицей». Мечтою чуть не каждый ныне стать дворянином обуян — в архивной утопает тине… А я горжусь, что из крестьян! Горжусь, что пращуры и деды растили хлеб, а в дни войны с мечом шагали до победы, не посрамив своей страны. Но кто вот так ещё до боли любил свой васильковый край? Они сначала вспашут поле, потом уж соберутся в рай. Хотелось им поймать жар-птицу, чтоб стала жизнь светлей кругом… Но разве кто на заграницу из них сменил бы отчий дом?! Не зря в душе растёт тревога: заполонил поля бурьян. Дворян в России стало много, зато поди найди крестьян…
Николай Рачков, СПб., р. 1941

Помешались на генеалогии —
Подавай им предков из дворян…
Древо наше: буйство босоногое —
Дерзкого прапрадеда изъян;
Рыбаки-хитрюги, деревенщина,
Да ещё чудак-мастеровой…
…Все с бедою горькою повенчаны —
Чёрта с два объедешь на кривой!
Юрий Балакин, †2006, г. Галич (№ 2, 116)

Разные люди — разные привычки и норовы, а отсюда и такое множество фамилий. Кстати, по фамилии раньше можно было точно определить место рождения человека, а говор только подтверждал это.
Не стану я рассказывать вам о происхождении фамилий — это целая наука ономастика. «…Имя человека не плащ, болтающийся у него на плечах, который можно прилаживать и одёргивать, но плотно, точно кожа, облегающее платье; его нельзя скоблить и резать, не поранив самого человека». И. В. Гёте. «Поэзия и правда».

ПЕРЕМЕНА ФАМИЛИИ
Пойду в контору «Известий», внесу восемнадцать рублей и там навсегда распрощаюсь с фамилией прежней моей. Козловым я был Александром, а больше им быть не хочу. Зовите Орловым Никандром, за  это я деньги плачу. Быть может, с фамилией новой судьба моя станет иной, и жизнь потечёт по-иному, когда я вернуся домой. Собака при виде меня не залает, а только замашет хвостом, и в жакте меня обласкает сердитый подлец управдом…
Николай Олейников, р. 1898, расстрелян в 1937 (№ 3, 190)
Мода, если в данном случае это слово подходит по смыслу, в Советской России обрела широкое распространение с 1917-го по 1930-е годы, когда стоило только заплатить небольшую сумму в тогдашний собес, дать объявление в газету — и ты уже не подозрительный Дворцов или Романов, а взрощенный родной землёй Колосков или ещё проще, чтобы не выделяться, — Иванов, Петров, Сидоров. Так легко рвалась связь родов земных, а в духовном плане тоже, конечно, смена плохо влияла на судьбу человека.

ДЖОН
Он имя своё разлюбил
В угоду пришельцам незваным.
Он Джоном назвался, а был
С крещенья святого — Иваном.

И он на нижайший поклон
Пришёл к настоящему Джону,
И тот дал ему миллион —
За бабушкин крест и икону.

Мать даже рубля не взяла,
И сына она не узнала:
«Я Ваньку в войну родила,
А Джона вовек не рожала».
Он — к детям… Ворчат сыновья,
Поносят отцову обнову:
«Иванычи мы — брат и я.
Ступай подобру-поздорову».

С гвоздя он шапчонку — и в путь!
В конторе чиновники жмутся.
«Хочу своё имя вернуть!
Хочу в своё имя вернуться!»

Пеняют ему: «Простота!»
Смеются бумагомараки:
«Есть кроме тебя без креста:
В Иванах теперь Исааки».

Эх, Джон, чужеземец родной!
Вольготно ль тебе с барышами?
Он махом в вонючей пивной
Мильон просадил с алкашами.

И в церковь под нудным дождём
Поплёлся он, шаркая тяжко.
Авось пред Небесным Вождём
И вымолит имя дурашка.
Виктор Лапшин, г. Галич, †2010

Были и продолжают носить фамилии люди, над которыми смеются не очень умные современники: Дмитрий Лена (Лена — это фамилия), Никто — фамилия такая, Лысый, Драный, Киллер, Руль, Нищая, Сасс-Тисовская, Аоробьева, Мек Глеб, Джевгениева, Никотин Игорь, Бублик, Сказка, Немецкая Леонора, Зажигалкина Мария…
А некоторые — это больше подходит к знаменитостям, — чтобы не затеряться, к известной девичьей фамилии добавляют мужнюю (или наоборот): Всеволод Мейерхольд-Райт, Михаил Евграфович Салтыков, писавший под псевдонимом Николай Щедрин, стал М. Е. Салтыков-Щедрин, писатель Павел Мельников добавил свой псевдоним Печерский и стал Мельниковым-Печерским; то же самое сделал Дмитрий Наркисович Мамин, получивший известность как Мамин-Сибиряк; род Римские-Корсаковы, Семёновы-Тянь-Шанские, Воронцовы-Вельяминовы… И после развода женщины, как правило, оставляют фамилию бывшего…

Зачем ты глядишь, будто загнанный зверь?
Смешон разговор этот кухонный,
И в комнату плотно закрытая дверь,
И ты, не на шутку испуганный…

Ну что ж, что в моём безпризорном дому
Другая с глазами разбойными.
А если я плачу, то лишь потому,
Что вынести это не больно мне.

Стирается в памяти слов твоих след:
Родная… любимая… милая…
Всего и осталось от прожитых лет —
На память вторая фамилия.
Нина Стручкова, Лобна, р. 1955

Правда, бывали в истории страницы, когда фамилия могла сыграть против своего носителя. Приведу пример, когда ударение в фамилии изменило судьбу талантливого человека: Средь капителей, ламбрекенов, кариатид, колонн, аркад жил зодчий, Александр ХрЕнов. ХренОв — иные говорят. Как правильно акцент поставить теперь, когда прошли года, никто не может и представить, как, впрочем, было и тогда. Расскажем честно, без отточий, одну историю о нем. …На Знаменской построил зодчий доходный превосходный дом. На освященье (это модно!) явились в качестве гостей и покорители бомонда, и представители властей. Трибуну получив для слова, подрядчик бросил между слов: «Постройка, как-никак, Хрено?ва!» — «Я — Хре?нов!» — возопил Хренов. Хор светских дам и джентльменов петь славу зодчему готов: «Ты гений, архитектор Хре?нов!» А Хре?нов крикнул: «Я — Хрено?в!» И после этого понуро едва сыскать под старость смог в истории архитектуры свой безударный уголок.
Николай Голь, СПб., р. 1952.
В моей библиотеке есть Словарь современных русских фамилий, где приведено их более восьми тысяч (И. М. Ганжина; М.: АСТ—АСТРЕЛЬ, 2001). Очень занимательный словарь, надо сказать, а наука об именах называется ономастикой. А если вы заинтересуетесь историей своей фамилии — не сомневаюсь, сделаете для себя важные открытия. Читайте: «ПУШКИН — известная фамилия, ведёт своё происхождение “из древней фамилии славянской от выехавшего в Россию в 1198 в княжение святого великого князя Александра Невского из Семиградской земли мужа честна именем Радша, от коего и пошёл род Пушкиных”. Сама фамилия Пушкин восходит к прозвищу: праправнука Радши, жившего в XVI веке, звали Григорий Александрович Пушка, от него и пошёл род Пушкиных. Однако причины возникновения этого прозвища нам неизвестны. В XVI—XVII веках помещики и бояре Пушкины проживали в Москве, Новгороде, Вологде».
Сам Александр Сергеевич писал в стихотворении «Моя родословная»:

Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов,
И не был беглым он солдатом
Австрийских пудреных дружин;
Так мне ли быть аристократом?
Я, слава Богу, мещанин.
…А до писателя я всё же дозвонился, от всего сердца поздравил с праздником, не удержался и рассказал о предложении его супруги. Он весело рассмеялся. Мне не до смеха — наш род пресекается: у сына старшего брата — дочь и приёмный сын, у меня — тоже особа женского пола и пасынок, у племянника — дочь, у почившего двоюродного брата — тоже дочь. И хотя родовые ветви несут фамилию Раков, но в них течёт другая кровь, они растят иное древо… «Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь» (Мф. 7, 19).

Иван, родства не помнящий… И это,
Быть может, кто-то скажет обо мне…
Не знал я рук, не слышал голос деда,
Но вышло так не по моей вине.

Так кто же он — убийца хладнокровный
С зазубренным кровавым топором,
Мои усердно корчевавший корни,
Чтоб я не смог и след найти потом?

Немало в моей памяти изъянов,
Терзали корни, видно, неспроста…
А сколько на Руси таких Иванов,
По воле злой не помнящих родства?..
Александр Попов, Нижний Новгород, р. 1955

Вдруг, проснувшись раньше всех в час туманного рассвета, задал сын вопрос из тех, на какие нет ответа. Очень хочет знать мой сын, кто был предок наш далёкий. Что ответить? Славянин бородатый, синеокий? Точно знаю, был простой пахарь прадед наш родимый, ну а дальше — лес густой, тёмный лес непроходимый…
Кто ты, пра, пра, пра, пра, пра?.. Кто твои сыны и дщери, что сидели у костра на Мологе, на Шексне ли? Я распутать не берусь безконечной цепи звенья. Помни, все любили Русь свято, до самозабвенья.
Леонид Беляев, Белозерск, †1997
Отец Павел Флоренский (1924): «Когда говорится о генеалогическом дереве, то пользуются образом гораздо более уместным в данном случае, чем обычно думают сами говорящие. Род действительно есть дерево, и он действительно ветвится, но не в высоту, т. е. в третье измерение, а во время, т. е. измерение четвёртое. <...>
Род есть единый организм и имеет единый целостный образ. Он начинается во времени и кончается. У него есть свои расцветы и свои упадки. Каждое время его жизни ценно по-своему; однако род стремится к некоторому определённому, особенно полному выражению своей идеи, перед ним стоит заданная ему историческая задача, которую он призван решить. Эта задача должна быть окончательно выполнена особыми органами рода, и породить их — ближайшая цель жизни всего рода. Это благоухающие цветы или вкусные плоды данного рода. Ими заканчивается какой-то цикл родовой жизни, они последние или какие-то предпоследние проявления рода. Будет ли от них потомство или нет — это вопрос уже не существенный, по крайней мере в жизни данного рода, ибо в лице этих своих цветов он уже выполнил свою задачу. Если потомство тут будет, то это может быть лишь развитием рода по инерции, и в ближайшем будущем, т. е. через три, четыре, и т. д. поколения (а что значит три-четыре поколения в истории рода!) жизненной энергии рода суждено иссякнуть. В других случаях возможно, при притоке надлежащей крови, и рождение стойкого потомства. Но таковое чаще всего исходит от какой-либо из младших ветвей рода, с новой родовой идеей и новой исторической задачей. Но чем полнее и совершеннее выразился в известном представителе исторический смысл рода, тем менее оснований ждать дальнейшего роста родовой ветви, к который он принадлежит.
Жизненная задача всякого — познать и форму своего рода, его задачу, закон его роста, критические точки, соотношение отдельных ветвей и их частные задачи, а на фоне всего этого — познать собственное своё место в роде и собственную свою задачу, не индивидуальную свою, поставленную себе, а свою — как члена рода, как органа высшего целого. Только при этом родовом самопознании возможно сознательное отношение к жизни своего народа и к истории человечества, но обычно не понимают этого и родовым самопознанием пренебрегают, почитая его в худшем случае — за предмет пустого тщеславия, а в лучшем — за законный исторически заработанный повод к гордости».

«И увидев при дороге одну смоковницу, подошёл к ней, и ничего не найдя на ней, кроме одних листьев, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла» (Мф, 21, 19).