ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 Сундучок воспоминаний

МЫ ВДАЛИ ТЕЛЕВИЗОР СМОТРЕЛИ

Восемь лет прошло с 23—26 октября 2002 года, когда произошла террористическая акция в Москве, на Дубровке, — захват группой вооружённых боевиков во главе с Мовсаром Бараевым в заложники зрителей мюзикла «Норд-Ост» в здании Дома культуры ОАО «Московский подшипник». Общее число заложников — 916 человек. Целью теракта было устрашение населения России и требование вывести федеральные войска из Чечни.
Террористы были ликвидированы спецназом, но из числа заложников погибли 129 человек (по другим данным — 174). В ходе операции был применён газ.

26 ОКТЯБРЯ 2002 ГОДА
                   Памяти погибших
В день победы не имея веса, —
Как обуза или как зараза, —
Боль не представляет интереса.
Умирают слабые от стресса
Или усыпляющего газа.

Умирают в областной больнице.
Их число статистики учтут.
Эти невесёлые страницы
Будут в сайтах вечности храниться,
Их потом — потомки перечтут.

Сочинят историю Спецназа,
Не забыв о праведных делах.
Отделят от мудрого приказа
След парализующего газа
В детских и ослабленных телах…

Победили сильные мужчины,
Чётко выполнившие приказ.
Что гадать — достойны ли причины
Бить наотмашь, не сорвав личины?..
ЦРУ поздравило Спецназ.
Нина Королёва

Столько неясного, тёмного, непонятного осталось в этой истории, что я решил обратиться к бывшему заместителю командующего федеральными силами на Северном Кавказе полковнику Борису Александровичу Подопригоре за разъяснениями. Однако он предложил рассказать, что творилось в самой Чечне именно в дни захвата «Норд-Оста». Я согласился.
— Ровно за полчаса до спецвыпуска новостей о взятии заложников на Дубровке основные агентства передали заявление командования федеральными силами на Северном Кавказе: «В результате проведённой спецоперации освобождено 12 граждан России… В числе новоявленных рабовладельцев находились глава населенного пункта Аршты, один из сотрудников правоохранительных органов и один из работников системы образования…»
Утром 23 октября 2002 года на границе Чечни и Ингушетии спецназ освободил сразу двенадцать русских рабов. Вообще-то обнаружение «странных» лиц — явление в Чечне привычное. Их обнаруживают при каждой пятой-десятой проверке. Другое дело — не всегда удается разобраться на месте, кто есть кто. Хозяева представляют их так запутанно, что фактически лишь в одном случае федералы имеют законное основание забрать их с собой — когда сам раб себя так и называет. Но кто на это решится? Тем более когда не факт, что заберут. Вот типичный монолог хозяина, у которого разведка проводит первичную проверку: «Это — Муса, мой помощник. Вот справка о регистрации. Скажи, Муса, хорошо у меня жить? Видишь, кивает. Иди, Муса, иди. Беженец он. Документы сгорели. Отэц-мат-брат нет». Впрочем, нередко уже через час, когда подходят более строгие «фильтровальщики», странный «помощник» исчезает безследно: «Не знаю, уехал, наверное». Летом рабы находятся на дальних стоянках, вокруг которых они пасут скот. Зимой их прячут в пещерах, иногда в хлеву, бывает, в подвалах домов. Смирных просто запирают. Склонных к побегу пристёгивают наручниками.
Этих двенадцать нашли, вообще говоря, случайно. Хотя в селе их было больше. Спецназ гнал остатки гелаевской банды. Той, что в начале октября вышла из Грузии и добралась до ингушского села Галашки. Банда была серьёзная, боевиков двести, на четверть — наёмники. Значит, особо идейные или оплачиваемые. Не только из Турции, но и арабы с немецкими паспортами: нашли четыре трупа. Били и догоняли их, естественно, без политеса. Окровавленные бинты-шаболы находили на широком фронте. В лесном массиве банда растворилась. Преследователи по инерции прошли лес и вышли на село Аршты. Оно оказалось на ингушской территории, но население здесь смешанное, в том числе чеченское. Прошерстили несколько домов. Следов бандитов не обнаружили, но сразу наткнулись на нескольких «помощников». Их с летних стоянок уже забрали, а на «зимние квартиры» еще не перевели. Конец октября — «межсезонье».
«Работники» — ребята незатейливые: «Один не пойду. Только с Николаем-маленьким. Он мне бутылку должен». — «Где Николай-маленький?» — «Вон там». «Маленький», в свою очередь, не идет без «Вовки-немца»… Так двенадцать и насобирали, почти в каждом третьем доме. Местные власти сначала поартачились: «Прокурор жаловаться будем. Президент писать будем». Пытались и шантажировать: «Зачем лошадь зарезал?»; «Зачем женщину приставал?». На них цыкнули, хотя они тоже поняли, что дело пахнет керосином. Потом глава села принимал военных, как близких родственников, сулил «лучший на Кавказе шашлык», явно намекая на большее. А пока спецназовцы доложили наверх. Наверху — не до гуманитарных операций. «Почему духов выпустили?» Потом сообразили, что к чему, дали команду оставить при «работниках» одного-двух спецназеров, чтобы доставить освобождённых сначала в базовый район.

Первые допросы

Спустя часов пять-шесть освобождённых доставили в Ханкалу — главную базу федералов. Потом было то, что ближе всего подходит к понятию «допрос». Хотя допрашиваемых явно мучила жажда общения и вообще неблагодарных не было. После допроса остались СЕМЬ исписанных заметками листков. Когда уже вели восьмого, диктор объявил о «Норд-Осте». Допрос прервался и возобновился уже на другой день и в другом составе. Может, эти купированные, но не отредактированные записи расскажут о Чечне октября 2002 года больше, чем кабинетный аналитик из самой высокой столичной башни?
Отдельные признания были подчеркнуты фломастером, в тексте — курсивом. И ещё: обойдёмся без фамилий — неизвестно, как сложилась их судьба, да и не всё услышанное требует публичности. По разным причинам.

*Михаил Т., 1945 г. р., из Орловской области, до 1990 года шабашил там же. Были там и чеченцы. Вместе с ними уехал в Грозный. Попал к хозяину. Хороший мужик — партийный, и партбилет показывал, одно слово — пенсионер, не молодой, не давал молодым бить, даже одежду дал зимнюю и крестик оставил. Обещал сделать документы, чтобы вернуться домой, но началась война. Вместе с хозяином прибыл в село, работал у него и ещё у главы администрации. Никуда без охраны не выпускали, кормили с двумя другими работниками. Больше всего хотел побывать в магазине — купить чаю и мыла, но денег не платили. Бежать не решался — болен, возможно, туберкулёз. «Ты считал себя рабом?» — «Нет. Все так».

*Владимир Ш., тот самый «немец», с Украины, год рождения точно не знает, кажется, 1960-й, малограмотный, три ходки на зону, потом пил безпробудно, не помнит, когда и как попал в Чечню: «Ребята пригласили, еще при Горбачёве». Летом пас баранов у милиционера, кажется, дяди главы администрации, зимой сидел в подвале. Денег не получал, но когда чеченцы победили, хозяин всех напоил самогоном и после этого не избил — самое сильное впечатление за жизнь.

*Валерий Т., 1966 г. р., родился и жил в Казахстане, грамоту забыл, во времени не ориентируется, в рабах — с середины восьмидесятых, на вопрос, где именно жил, ответил: «У элеватора, там, где автобусная остановка», «отпустили в увольнительную, встретил чечена, тот забрал с собой». Задал вопрос: «А что, правда, между Горбачом и Ельциным война идет? А за кого чечены, за Ельцина?». Сам подсказал ответ: «И правильно, зачем Горбач водку по талонам сделал?» Спросил: «А на зоне телевизор есть? Никогда не видел. Чудно, ребята в армии рассказывали». После побоев пытался бежать. Догнали с милицией. Вернули хозяину: «Он — бек, это как начальник котельной в армии, потом хозяин сам принёс водку и сказал: “Убежишьяйца отрежу”. Это он, наверное, Николаю-старшему яйца отрезал, чтобы тот не д….л при его бабах». В селе остались еще семь рабов.«Я единственный, кому раз заплатили 150 рублей — печку сложил. Конвертов купил. Писал. Но никто не ответил» «В 1999 году чечены всех рабов мобилизовали рыть укрепления. У Бамута. Потом расстреляли». «Я — не раб, я верующий, я даже не пью. Могу с вами остаться, у меня всё равно никого нет — все забыли. Я в армии сержантом был».
*Анатолий Е., 1947 г. р., из Оренбурга, в рабах с 1968 года: приехал на заработки, но пропали документы. Потом перепродавали от хозяина к хозяину. Уже не пьёт, болен. Пас баранов у директора школы. Сначала пас вместе с Колей-старшим, потом он умер или его убили: видел, как хоронили на скотном дворе. Зимой держали в подвале. Когда приезжали родственники хозяина, сажали на цепь за селом: «Может, и к лучшему — молодые всегда бьют русских, а тут далеко». Кормили в отдельном закутке в хлеву. Дважды бежал — пока здоровье позволяло. Догоняли — били. «Спасибо, что освободили. Только куда мне сейчас?»

*Сергей К., 1953 г. р., из Владимирской области, когда-то был здоровяк, в 1990 г. ехал забирать родную сестру из Сумгаита, подпоили, сняли с поезда, отобрали документы. Дважды убегал. Первый раз поймали сразу, избили, вернули в кошару. Второй раз — ползимы лазил по горам. Нашли боевики. Сломали ребро, выбили все зубы. Заставляли принять ислам. Насильно обрезали. Но идти воевать отказался. Хотели зарезать, но подвернулся богатый хозяин. Заплатил 500 рублей. Однажды видел пост федералов. Побоялся подойти — «я ведь целый месяц ходил с боевиками».

*Юрий Д., 1970 г. р., украинец из Николаева, в рабах с начала 90-х, типичный заложник, за которого не заплатили; возможно, выходец из интеллигентной среды. После побега били по голове: остались шрамы и наполовину оторванное ухо. Страдает психическим расстройством — речь безсвязная, но симптоматичная: «Если хозяин скажет, что я у его собаки хлеб воровал, не верьте. Это я у Резвановой. Она добрая».
Когда Юрию сообщили о «Норд-Осте», он ничего не понял и, плача, продолжал, уставившись на стол: «Люды добры, тильки нэ быйте. Вона — ни хозяйска була»…

У дикой пенистой реки селенья горные блеснули. Чужие звёзды высоки, заборы высоки в ауле. Там правит смутная судьба с кривой улыбкой иноземца. Выводят русского раба во двор хозяина-чеченца. Весь день по вражьему суду вершит постылую работу, жуёт протухшую еду и пьёт заржавленную воду. Как строить новые дома под злые выкрики конвоя? Расти, Ичкерия-тюрьма, да не сравняешься с Москвою! Он, стиснув зубы от тоски, мечтает о случайной пуле… Чужие звёзды высоки, заборы высоки в ауле. С обломком старого ножа шагнёт солдат врагу навстречу. Лети на Родину, душа, лети, когда за всё отвечу! Мария Струкова, р. 1975

В последующие три-четыре дня Чечня могла считаться самым законопослушным федеральным субъектом. Районные коменданты докладывали исключительно о воровстве дров и прочих «казусах» подготовки к зиме. Многие чеченцы боялись лишний раз выйти на улицу: а вдруг?.. Наверное, исключительно поэтому не было и митингов солидарности с заложниками. Не всё просто и с Бараевым. То, что он куда-то пропал, догадывались. К сожалению, не больше. Уже потом, через неделю-другую, перед Домом правительства собрался очередной митинг протеста на штатную тему «варварства федералов». Среди митингующих находились и такие, кто бравировал родством с Бараевыми. Впрочем, точно, «как это было», в ближайшем выпуске телепередачи мы вряд ли узнаем…

        ВЕЧЕРИНКА
Отчего-то тягостно и стыдно
перед теми, кто прошёл войну,
эту, на Кавказе. Был в плену,
и вопил убого, беззащитно —
как у волка, цепи на ногах…
телекамера в глаза смеётся…
Выкупили. Рассказать никак
даже с водкою не удаётся.
На краю большой родной земли
гнили, обожжённые, смердели…

Ну а мы, нарядные, вдали,
телевизор за едой смотрели.
Роман Солнцев, +2007