Сундучок воспоминаний

«ВОЗЬМИ, ПОЭТ, ПЕРО, ВОЗЬМИ ЛИСТОК БУМАГИ…»

А с какой стати «Сундучок воспоминаний», если речь пойдёт о событиях нынешних? Да всё дело во времени — оно настолько убыстрилось, что настоящее мгновенно становится прошлым, а будущее уже нависает над нашим настоящим. Неужели вы не заметили? Или у старости такие странные ощущения… Корабль ещё на плаву, жив и бродяга, — но через мгновенье водная мгла поглотит и корабль, и матроса, и фотографию любимой; вот когда прошлое, настоящее и будущее сливаются в едином миге. Разве что ненужный теперь никому сундучок будет долго носить по океанским волнам…

В прошлое уходит настоящее,
Как вода сквозь пальцы, как вода…
Отгорит когда-нибудь горящее,
Отзвучит кричащее, звучащее…
И одно останется тогда —
Никаким огнём не опалённое,
Никаким вином не упоённое,
Болью никакой не утолённое
(Как душа, как море, как беда),
Временем, и тем не растворённое, —
То, зачем-то не осуществлённое,
Но уже, должно быть, навсегда.
Валерий Михайлов, Алма-Ата

Если начистоту, для книги «былинок» название имеет символическое значение: как ни назови, а в цель попадёшь. «Былинок» много — и все разные; одно только и объединяет их — сундучок воспоминаний, откуда я их достаю. Воспоминания почему-то разбросаны по разным углам — не потому, что одни легли недавно, другие — давно: не в моих силах укладывать сундучок… Уменье укладывать чемодан приходит с теченьем лет: рубашки — в стопку, очки — в карман, на дно — обратный билет. С годами всё строже багажный контроль, всё меньше дозволенный вес: лишь самое нужное выбрать изволь, учись обходиться без. Ведь очередь движется всё равно к той стойке — за пядью пядь, — куда проносить не разрешено даже ручную кладь. Марина Бородицкая, р.1954.
А разве у вас нет собственного сундучка? Есть? А кто же туда воспоминания складывает? Не знаете? То-то… «Тема — сундук с добром. Слово — ключ от этого сундука. Но добро в сундуке должно быть своё, а не чужое». Рамсул Гамзатов, +2003

Прошедшее придёт, а будущее было.
Отара и пастух дыханием одно.
Лишь нерождённый чист, и смерть его забыла,
покуда он не жил с глядящими в окно.
Не в радость старику его печаль всезнанья,
хоть время и устав положены словам.
Кто помнит путь ветров из точки начинанья,
тот сам его пройдёт, чтоб воротиться к вам.
Геннадий Русаков

…После седьмой книги «былинок» я всем подряд говорил, что больше не напишу ни строчки, что весь излился в эти книги. И поднял из праха сотни забытых поэтов.

     ЗАБЫТЫЕ ПОЭТЫ
Я читаю забытых поэтов.
Почему же забыты они?
Разве краски закатов, рассветов
Ярче пишутся в новые дни?

Разве строки составлены лучше
И пронзительней их череда?
Разве терпкость нежданных созвучий
Неизвестна была им тогда?..
Семён Липкин, +2003

Видя мои страдания, одни знакомые молча улыбались, другие пытались успокоить, третьи, самые опытные, зная по себе, одно слово тянули: «Погоди, погоди…».

Как книга человек. Я говорю: как книга.
Ни дать себя прочесть он не способен сам,
ни даже уделить из вечности ни мига,
чтоб объяснить себя земле и небесам.

Как книга здесь и я. Я тоже здесь как книга.
И убери меня — останется пуста
на полках среди нас, средь шелеста и крика,
не темнота в ряду, а чистота листа.
Юрий Канчуков, р.1941

Моя неистовая натура, чуя в душе пустоту, не верила никому и страдала от безталанности.

          ЛУЧШИЙ РЕЦЕПТ
Стал раздражителен, всем недоволен,
Валится всякое дело из рук.
Может, и вправду ты чем-нибудь болен,
Может, гнетёт тебя тайный недуг?
Или, несчастьем каким озадачен,
Ты приуныл и утратил мечту?
Как неприкаянный, бродишь ты, мрачен,
Чувствуя привкус чернильный во рту.
Тут не поможешь наукой врачебной,
Сердце не требует кардиограмм.
Хочешь, рецепт самый лучший, целебный,
Вместе с безплатным советом я дам?
Это особый вид странного сплина,
Им все поэты нередко больны.
Есть меланхолии этой причина,
Но без любовных влияний луны.
Вот медицинское всё заключенье:
Ты не писал, видно, долго стихов, —
Выйдет хорошее стихотворенье,
Вслух прочитаешь — и будешь здоров!
Михаил Зенкевич, +1969

Я начал было убирать сотни томов поэзии с глаз долой, но что-то останавливало, что-то говорило душе: «Не суетись!» И книги с закладками встали на место. Не читается и не пишется, даже думать о чём-то лень. Занавеска слегка колышется. Всё одно мне: что ночь, что день. Во спасение печка топится, и мигают в ней угольки. А в душе моей что-то копится, заполняя все уголки. Терпеливо жду — пусть расселится… Догорит в печи головня, и печаль моя вновь рассеется, ни за что меня не виня. Всё заходит вокруг да около, чувства новые забредут, и взлетят слова ясным соколом, и значение обретут. Виталий Серков, Вологда
 
… И вот опять — в который раз! — меня притянуло к столу. Писать. О чём? Пока не знаю, но это будут самые лучшие, самые сокровенные «былинки», которые я отдам людям. Я вынул из тайника лучшее гусиное перо, хранимое до времени, и окунул в чернила. Я очинил себе перо старательно, почти с уменьем. Оно теперь легко, остро и вольным дышит вдохновеньем. В пере гусином что-то есть весьма достойное вниманья. Удобств его не перечесть не только для чистописанья. Немало же в веках былых тростинкой этою гусиной стихов писалось — и каких! — породы самой лебединой. Всеволод Рождественский, +1977 (№ 3, 189)

Возьми, поэт, перо, возьми листок бумаги.
Чернильницу открой и начинай писать.
Пиши, поэт, пиши, чтоб люди понимали,
Себя в своём письме смогли бы увидать.

Пиши, поэт, пером, пиши, поэт, слезами.
Пиши, поэт, душой, и сердцем напиши.
Уста не открывай, поймут пусть люди сами,
Что ты хотел сказать в душе и от души.

Пиши, поэт, пиши, чтоб людям стало легче
Себя найти в других, других найти в себе.
Пиши, поэт, пиши, чтоб сердце стало крепче,
Когда тепло найдёт в услышавшей душе.

Пиши, поэт, пиши, марай листы бумаги.
Пусть кончатся чернила, ты всё равно пиши.
Пиши, поэт, пером, пиши, поэт, слезами,
Чтоб струнки взволновать чужой — родной — души.
Пиши, поэт, пиши…
Юлия Бурлакова