ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 О жизнь, нечаянная радость

«СРЫВАЕТ ОБЛИК ЧЕЛОВЕЧИЙ МОЯ ЗВЕРИНАЯ ДУША»
Мне не хочется ничего добавлять от себя — уже столько всего сказано!.. «Берегите природу!»; «Охраняйте лес»; «Жалейте братьев наших меньших»… Нет, настало время, о человече, когда тебе потребно умолять природу, чтобы она не стёрла тебя с лица земли — ты давно заслужил. У животных и без того идёт ежеминутная борьба за жизнь. Я ни к чему не призываю: поздно! Только плачет сердце за всё, содеянное нами на бывшей когда-то прекрасной, любимой, но обезчещенной людьми голубоглазой Земле…

ВАЛЬДШНЕП
Взлетел он в полымя заката
и замелькал, зачернел,
и не слыхал, как в два раската
гром над поляной прогремел.
Свинца горячие крупицы
ударили наперерез,
и люди радовались птице,
упавшей на землю с небес.
Среди осин и елей мрачных,
зарывшись в прошлогодний лист,
лежал крылатый неудачник,
весны подстреленный связист.
И длинный клюв торчал, как шильце,
из горстки пёстрого пера…
Кто знал, что этим завершится
весны любовная пора?
Какая радость им владела,
как жизнь ему была легка,
и как бы я его жалела,
когда б не гордость за стрелка!
Вероника Тушнова, †1965

УЛЕТЕТЬ БЫ В ПОЛЕ ГЛУХАРЮ…
Выследил охотник глухаря,
Скрадывал его хитро. И вместе
С глухариной подымалась песней
В небосвод вечерняя заря.

Упоённо дрались косачи,
Синь-перо теряя на опушке.
Пел глухарь. И тут стреляй из пушки —
Не услышит он, не замолчит.

Улететь бы в поле глухарю.
Только, гордый, он ходил по ветке.
Скрадывал его охотник меткий,
Выцелил поющую зарю…

Улететь бы в поле глухарю.
Дмитрий Гаврилов

У ЗВЕРЕЙ СВОЯ ВОЙНА
У каждого зверя, у каждой птицы есть своя врождённая специальность. Отклоненья неизбежны и повседневны, и всё же главное остаётся главным. Так, например, у лисы специальность — мыши (но, конечно, не откажется от цыплёнка). У соболя специальность — белка. У орлана-белохвоста — рыба. У ежа, как ни странно, — змеи. У кукушки редчайшая специальность — волосатые чёрные гусеницы, которых не берёт ни одна из птиц. Ну вот. А у ласточек специальность — пчёлы, летящие к ульям со сладким грузом. Но всё равно и без груза пчёлы — главная специальность ласточек, белогрудых, прелестных птичек. Я знаю, что они неподсудны, и моя рука не поднимется, чтобы разорить гнездо под сухим карнизом. И всё же как бы ни умилялись, каких бы песен про них ни пели, я знаю, что их специальность — пчёлы. И когда мы любуемся их полётом, их зигзагами в небе (ах, как изящно!), я знаю, что это летают в небе молниеносные, обтекаемые, литые, не знающие ни промаха, ни пощады истребители мирных медовых пчёл. Право же, лучше б не знать об этом (Владимир Солоухин, †1997).

В ВАЗЕ
Букет в стекляшке — не цветы:
Как лепесточки сиротливы,
Как умирают терпеливо!
Так не умеем я и ты.

Но на ветвях люблю цветы,
Что обернутся гроздью спелой,
Лишь только солнце бы успело
Их раскалить до красноты.

Тогда пойму, что не напрасно
Цветы роняют лепестки.
Ведь всё живущее прекрасно,
Когда имеет продолженье,
За смертью следует рожденье,
И дни последние легки.
Александр Олин

В КЛЕТКЕ
Когда птиц выпускали из клетки,
они с таким ликованием
носились по комнате,
что, казалось, забывали о том,
что комната тоже своего рода
клетка, только большего размера,
и что настоящая воля там,
за холодным стеклом окна,
о которое можно разбить клюв…
А может, и не забывали,
а просто радовались игре,
потому что игра в свободу
доставляет немалую радость…
Вячеслав Буцков

ПЛАЧ ПО КУЗНЕЧИКУ
По весне заливистою песней
Больше нас не будят соловьи,
А в лугах под Сиверской исчезли
Милые кузнечики мои.

Как в зелёном фраке человечек,
Выронивший скрипочку из рук,
Где ты, большеглазый мой кузнечик,
Детских игр неугомонный друг?

Травы, травы, как на вас летели
Едких химикатов облака!
Ну а те, что чудом уцелели,
Выкошены все до стебелька.

За тоскою обмелевших речек
Умирать ползёт на чахлый луг
Маленький зелёный человечек,
Выронивший скрипочку из рук…

Посредине золотого лета,
Ласковых метёлок и цветов
Как мне странно, как мне страшно это
Жуткое молчание лугов.
Элида Дубровина

ЛЕСНОЙ ПОЖАР
Забывчивый охотник на привале не разметал, не растоптал костра. Он в лес ушёл, а ветки догорали и нехотя чадили до утра. А утром ветер разогнал туманы, и ожил потухающий костёр и, сыпля искры, посреди поляны багровые лохмотья распростёр. Он всю траву с цветами вместе выжег. Кусты спалил, в зелёный лес вошёл. Как вспугнутая стая белок рыжих, он заметался со ствола на ствол. И лес гудел от огненной метели, с морозным треском падали стволы, и, как снежинки, искры с них летели над серыми сугробами золы. Огонь достиг охотника — и, мучась, тот задыхался в огненном плену; он сам себе готовил эту участь — но как он искупил свою вину!.. Не такова ли совесть? Временами мне снится сон средь тишины ночной, что где-то мной костёр забыт, а пламя уже гудит, уже идёт за мной… (Вадим Шефнер, †2002).

ТОПОЛЯ ВЫРУБАЮТ
Тополя вырубают. Такое обычное дело —
За назойливый пух, что в июне летит высоко,
И кружит по дворам, и змеится позёмкою белой,
И по солнечным лужам плутает среди облаков.

Тополя вырубают. Всё кажется просто и ясно —
Их так долго терзали дожди, и снега, и ветра,
Что когтистые ветви к земле наклонились опасно.
Отслужили, отжили. Должно быть, и правда пора.

Отчего же тогда по-сиротски безмолвно тоскует
Неуютное небо среди оголившихся стен?
И всё кажется мне: это долгую память людскую
Вырубают живьём, ничего не сажая взамен.
Екатерина Полянская

БЕРЛОГА
Ища по запаху дорогу,
Почуяв смертную тоску,
Он ковылял в свою берлогу,
И рана хлюпала в боку.

Трещал под лапами валежник,
Медведь стонал, как человек.
А по тайге зацвёл подснежник,
Как будто новый выпал снег.

Медведь стонал, а в нос горячий
Шибало терпкою смолой,
А за спиною лай собачий,
И шум погони за спиной.

Но не страшна медведю пуля,
И на собак ему чихать.
Лопатки старые сутуля,
Он брёл в берлогу подыхать.

А шум погони ближе, ближе.
Медведь поднялся, встал к сосне
И заревел, большой и рыжий,
В родной берложьей стороне.

Он услыхал дыханье пёсье.
Берданки ствол в кустах блеснул.
Медведь насупил переносье,
Навстречу выстрелу шагнул.
Леонид Мерзликин, †1995

ОХОТА
Всё ближе шорох камыша.
Вот-вот и выйдет зверь навстречу.
Я замираю, не дыша,
Ружьё снимаю не спеша…
Срывает облик человечий
Моя звериная душа.
Александр Поздняков

ПО ДЕРЕВУ ТОПОРОМ
Мужик в мороз топор берёт,
Кору по кругу обдирает,
И знает: дерево умрёт,
Как всё живое умирает.

«А пусть не застит мне окно!
Оно красиво, нету спора,
Да батьке я твердил давно,
Чтоб не сажал возле забора».

Опомнись, грешный человек!
Ведь ты с себя кору сдираешь.
Свой укорачивая век,
Себя ты этим убиваешь.

Когда иссохнет от тоски
Твоя несытая утроба,
Сосна не даст тебе доски.
Тебя схоронят, но без гроба.
Сергей Поликарпов

ХЛАМ
От людской убежав суеты, на опушке большого леса, думал, рухну сейчас в цветы, а попал на кирпич и железо. По шершавым ладоням песка я скатился на шум переката — обмелела в теченье река, берега как мазутная вата. Задохнулись от дыма поля, и, рванув на груди рубашки, под бульдозер легли тополя, заслоняя собой ромашки. Усмиряю сознания дрожь: мол, живём на земле не этим… А навстречу — кислотный дождь и ослепший мальчишка-ветер (Владимир Гореликов, СПб.).

ПУХ-ПЕРО
Не доверяйте, птицы, людям,
скрывайтесь от людей в глуши…
Вот мы патроны раздобудем,
пойдём полями в камыши.

Я только дуло в небо вскину,
и с неба, словно серебро,
к тебе в подушку и перину
спешит гусиное перо.

Вот я пришёл. Захлопнул двери.
Я чищу дуло на столе…
Ты спишь на птичьем на доверье,
на горьком крике о тепле…
Алексей Корнеев, р.1931

В ПАРКЕ ПЛАКАЛА ДЕВОЧКА
В парке плакала девочка: «Посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломана лапочка, —
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю…»
И отец призадумался, потрясённый минутою,
И простил все грядущие и капризы, и шалости
Милой маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.
Игорь Северянин, †1941

Я НИКОГО НА СВЕТЕ НЕ УБИЛ
Я никого на свете не убил.
Так получилось. Даже мышь не тронул.
Ни из рогатки — галку и ворону,
Ни петуха на щи не зарубил.

Так получилось. Не был на войне
И не успел к охоте пристраститься.
Жив тот солдат в германской стороне,
И живы те медведи, лоси, птицы,

Которых я на мушку не поймал.
Когда судьба решила бы иначе.
Уже и средний возраст миновал,
А счёт убитых мной ещё не начат.

Я не толстовец, эта мысль смешна,
Меня стрелять учили, я пехота,
И, надо думать, новая война
Мне даст возможность сесть у пулемёта.
Я покажу, что я стрелок, боец,
Прищурю глаз — и песенка допета.
Дуэлей нет… А то бы он, подлец,
От моего не спасся пистолета.

Но всё же умереть бы, как и жил,
И сознавать, держа в большом секрете
Тот странный факт, что я на этом свете
Да, никого я так и не убил.
Владимир Солоухин, †1997

НА СОЖЖЁННОЙ ЗЕМЛЕ…
Если Бог уничтожит людей, что же делать котёнку?..
«Ну пожалуйста, — тронет котёнок всевышний рукав, —
Ну пожалуйста, дай хоть пожить на земле негритёнку, —
Он, как я, черномаз и, как я, беззаботно-лукав…

На сожжённой земле с черномазым играть буду в прятки,
Только грустно нам будет среди опустевших миров,
И пускай ребятишек со мною играют десятки,
Даже сотни играют — и стадо пасётся коров.

А корова — она на лугу лишь разгуливать может,
Чтобы вымя её наполнялось всегда молоком…
Ну пожалуйста, бешеный и опрометчивый Боже,
Возроди этот мир для меня, — возроди целиком.

Даже если собаки откуда-то выбегут с лаем,
Будет весело мне убегать от клыкастых собак,
Ибо все мы друг с другом в весёлые игры играем —
Даже те, кто, как дети, попрятались в тёмных гробах…»
Вениамин Блаженный, †1999

Пояснение архимандрита Амвросия (Юрасова): Когда Господь создал человека и животных, животные приходили к Адаму, и он нарекал им имена. Животные разных видов общались друг с другом, все были радостные, ликовали и Господа восхваляли: «Всякое дыхание да хвалит Господа». А когда человек впал в грех, все извратилось, ведь изначально не было такого, чтобы животные поедали друг друга. Это возникло после грехопадения.
Когда человек достигает полноты и святости Адама, тогда животные начинают его признавать и перед ним преклоняются. Об этом мы знаем из жития многих святых — Преподобного Сергия Радонежского, Преподобного Серафима Саровского: медведи приходили и лежали рядом, принимали из рук пищу. Сейчас осталась только память о рае. Цветы в оранжерее — тень того, что было раньше. И сейчас, если собрать вместе всех животных, но только маленьких, они не вредят друг другу, играют. Это всё напоминание о рае.