О жизнь, нечаянная радость

«ПИШИТЕ О КАМЕННЫХ ЛЬВАХ. ЭТО ПРОЩЕ»

Девять лет без перерыва я пишу книги. Девять лет каждый год выходят одна за другой: «В ладошке Божией»; «Страницы души»; «Заветные узелки»; «Былинки»; «У раскрытого окна»; «На милость дня»; «Знаки припоминания»; «Повторение пройденного»; «Гони, старик, свою лошадку». Написал вчерне полкниги «О жизнь, нечаянная радость» и… и вдруг улетучились мысли, и я с ужасом понял, что никогда, никогда, никогда! не испытаю неповторимого чувства творчества, этой «сладкой пытки», которой ты добровольно отдаёшься весь без остатка. Маленькая «былинка» долго рождается внутри, ворочается с толчками, и ты мучаешься от долгих родов, — и вдруг невидимая сила бросает тебя к столу и ты с облегчением выплёскиваешь на бумагу созревшее чудо.

Как будто крылья за плечами,
Ты написать готов хоть том…
Насколько искренней молчанье,
Ты понимаешь лишь потом.
Николай Зиновьев, Краснодар

Да, были остановки и тогда, но они были недолгими, а иногда я сознательно не садился писать, чтобы всё вызрело до молочной спелости.

Петербургская спячка тебя догнала
и заставила думать о том,
что безумное дело — корпеть у стола,
объявляя безумье трудом.
И с собой не в ладу,
и с товарищем врозь,
и шутом, и врагом для жены,
но возникло гуденье,
сквозь сон прорвалось,
и ничто не имеет цены,
кроме звука и слова…
Владимир Рецептер,
р.1935, СПб.

И каждый раз я пугался, что Господь забрал Свой дар навсегда и я больше никогда, никогда не напишу ни строчки. А если заставлял себя писать, то выходило натужно, вяло, без того внутреннего чувства, которое ты способен передать читателю, — и я напрочь стирал написанное. Если мысль была стоящей, то через некоторое время она возвращалась, но уже в другом виде, и стихи к ней шли совсем другие, да и смысл мог измениться до неузнаваемости. Но всё равно приходилось ждать. А критики советуют да учат! — и надо бы — не следует сердиться, ведь каждому из нас даётся Случай — не каждому дано распорядиться. Завидя искру Божьего таланта, сниму и я последнюю рубашку… Ты сетуешь: «Не пишется». — И ладно, — ну не всегда же душу нараспашку! Не осуждай глупцов за замечанья, не принимай их «искренних» советов. Сегодня у тебя пора молчанья, — так это же нормально для поэтов! Пройдёт пора безмолвного скитанья, и в жилах твоих вновь забродят соки… Пора молчанья — время ожиданья, но как же холода её жестоки! (Николай Астафьев, СПб.).
Дорогой читатель, я не собираюсь мучить вас размышлениями о тайне творчества; великие умы так и не пришли к единому соглашению, когда надо писать. «Писание моё есть весь я», — сказал великий Лев Толстой, не раскрывая, впрочем, свою писательскую мастерскую.

Какое уж тут вдохновение, — просто
Подходит тоска и за сердце берёт.
И сердце сгорает от быстрого роста,
И грозных минут наступает черёд,
Решающих разом — петля или пуля,
Река или бритва, но наперекор
Неясное нечто, тебя карауля,
Приблизится произнести приговор.
Читает — то гневно, то нежно, то глухо,
То явственно, то пропуская слова,
И лишь при сплошном напряжении слуха
Ты их различаешь едва-едва,
Пером неумелым дословно, построчно,
Едва поспевая, ты запись ведёшь,
Боясь пропустить иль запомнить неточно…
(Петля или пуля, река или нож?..)
И дальше ты пишешь — не слыша, не видя,
В блаженном бреду не страшась чепухи,
Не помня о боли, не веря обиде,
И вдруг понимаешь, что это стихи.
Мария Петровых, †1979

Конечно, я очень расстраиваюсь в момент «пустоты». Но это вовсе не пустота, а остановка в пути, чтобы набраться сил. Когда не идут «былинки», я начинаю перечитывать тетради со стихами, и ни одна секретарша не сможет заменить автора классификацией стихов или прекрасной памятью. Иной раз на поиски нужной строфы — а ты её у себя встречал — уходит времени больше, чем на написанную «былинку». Вот это, возможно, и есть мастерская писателя. Только у одного все инструменты разложены строго по порядку, а у другого весь стол завален бумагами, и только он знает, что, где и почему так лежит.

Куда ни кинь, их в этом мире двое,
повсюду двое — рядом и вдали:
одно взмывает в небо голубое,
другое строго держится земли.

Одно загадка, а другое тайна,
верней, и навык, и расчёт, и глаз.
Но двое столь близки, что не случайно
одно другим становится подчас.

Одно — другим. И даже на мгновенье
нигде их и ничто не развело:
в полёте тратит силы Вдохновенье,
в работе копит силы Ремесло.
Владимир Савельев

Кто-то из писателей работает по часам, кто-то — по вдохновению, а у третьего вдохновение приходит во время работы, а четвёртый пишет «без вдохновения», но получается замечательно. Не подчиняясь вдохновенью, его не жду, но снова вдруг его мучительные звенья меня замкнули в узкий круг. И всё чернее ночи холод. Я так живу, о счастье помня, и если вдохновенье — молот, моя душа — каменоломня (Ольга Ваксель). А пятого за глаза называют графоманом, но он трудится, трудится неустанно, — и когда-нибудь что-нибудь дельное получится и у него…

Поднимаются ночью, тайком от семьи,
И мостят свои строчки тернисто.
И тайком от семьи тратят средства свои
Не на девушек — на машинисток.
Шлют свои бандероли опять и опять,
И не спят, и рискуют, и смеют.
Как им нужен Божественный дар — не писать,
Но они не писать не умеют!..
Как обидно и горько звучит: графоман —
Для поэта и для музыканта!
Графоман — это труженик, это титан,
Это гений, лишённый таланта.
Николай Доризо, р.1923

Зачем я вам жалуюсь, дорогой читатель? А кому мне ещё жаловаться, как не вам; это для вас я пишу книги, страдаю и вынашиваю, чтобы частица моей души коснулась вашей души, сомкнулась с ней и, может быть, немного обогатились обе. Если же подобного слияния нет — незачем и за перо браться. «От слияния, совпадения опыта литератора с опытом читателя и получается художественная правда — та особенная убедительность словесного искусства, которой и объясняется сила влияния литературы на людей». (Максим Горький, †1936).

Есть такие стихи — ни о чём. Ни о чём написаны так, что прочтём — и плакать начнём или вдруг приплясывать в такт. Только очень большой поэт может так написать ни о чём. Ни о чём пичужка поёт, ни о чём роса по ночам, ни о чём чудная печаль, ни о чём нечаянный взгляд, ни о чём вздыхает причал, ни о чём, но только не зря, ни о чём чудесно правы наречённые сердцу слова, ни о чём, как запах травы, обо всём, как жизнь сама… (Александр Володко, р. 1933)
Я не умею писать ни о чём, но не и не знаю, как бросают писать — наверное, так же, как пьяница расстаётся с бутылкой. Писательство — такой же наркотик, как и другие. Писательство убивает писателя — при условии, что он писатель настоящий.

НЕПОЛНЫЙ СПИСОК
Россия, содрогнись!
Грибоедов — убит.
Пушкин — убит.
Лермонтов — убит.
Гумилёв — убит.
Блок — доведён до гибели.
Есенин — убит.
Корнилов — убит.
Клычков — убит.
Приблудный — убит.
Ганин — убит.
Орешин — убит.
Хлебников — доведён до гибели.
Маяковский — убит.
Павел Васильев — убит.
Клюев — убит.
Рубцов — убит.
Прасолов — загнан в петлю.
Передреев — доведён до гибели…
…Список не окончен.
Валерий Хатюшин

Вот какую цену платит писатель за свои строки. Но та польза, которую он приносит читателю, даёт обратный эффект — и уже читатель наполняет писателя энергией. Плачет женщина над страницей тихо-тихо, почти не дыша, а за окнами носится птица или чья-то шальная душа. Может, чьё-то письмо запоздало, а не думало запоздать, но слезинка на строчку упала и заставила строчку дышать… (Игорь Тюленев, Пермь). И  вновь писатель бросается в бой с самим собой — чтобы в итоге вышла такая книга, которую до него не написал никто. А если уж совсем не о чем писать,
Слагайте стихи о мостках петербургских,
О шпилях, о статуях Летнего сада,
О всадниках в бронзе с осанкою прусской,
О музыке вод у дворцовых фасадов.
Забудьте, что Русь, вымирая, не ропщет,
Что храмы поруганы, рушатся семьи…
Пишите о каменных львах. Это проще.
О пешей прогулке вдоль Мойки осенней.
Александр Никитенко, Ленинград

А наша книга пусть немного отдохнёт — потом наверстаем. Ведь правда, читатель?..
Пояснение архимандрита Амвросия (Юрасова): Священникам тоже бывает трудно. Для того чтобы народу сказать проповедь, надо знать, чем народ живёт и что ему дать. Очень хорошо помогает готовиться к проповеди, если люди приходят, задают вопросы. Смотришь: один, второй, третий остро нуждается в чём-то, приходится давать ответ, вспоминать примеры, чтобы как-то человека вывести на правильный путь, чтоб он Господа благодарил за всё: и за скорби, и за болезни, за всякого рода искушения. Смотришь, если человек имеет острую нужду, он это принимает близко к сердцу и исправляется.
Встречал священников, которые не исповедуют, — им сложно говорить проповеди. Один священник так и сказал: «Если бы я исповедовал, я бы знал нужду людей. А поскольку не исповедую, говорить не буду». Я ему посоветовал: «Ты сделай как? Прочитал Евангелие к завтрашнему дню, на всенощной расскажи его и немножко что-нибудь к этому, так научишься проповеди говорить, научишься мыслить. А потом, ведь когда начинаешь проповедь говорить, Господь Сам помогает, умудряет».
Был такой случай. Однажды приехал я в Волгоград, подошёл ко мне священник «новенький», его только что рукоположили, говорит: «Батюшка, скажите мне что-нибудь на пользу».
Когда Соломона в 17 лет поставили царём, он вошёл в храм, во святая святых, и сказал: «Господи, я не прошу у Тебя богатства, не прошу у Тебя славы, а прошу у Тебя премудрости для Твоей славы, для Твоего народа». И Господь ответил ему: «Поскольку ты не просишь у меня богатства и славы, а просишь премудрости для Меня и Моего народа, Я тебе даю премудрость, даю богатство, даю и славу».