ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 Знаки припоминания. Былинки

«… Но и умершего не лишай милости» (Сир.7,36)

Кажется, весь город собрался на кладбищах – Радоница, день поминовения усопших. Везде яички Пасхальные, и радость Пасхальную не утишить…

Апрель, на кладбище размытое

Идут машины и народ.

Потоп – что горюшко разлитое,

С трудом пройдешь к могиле вброд.

 

Повывернуты, опрокинуты

Вчера лишь врытые кресты,

Водою памятники сдвинуты,

Дрожат промокшие кусты.

 

А похороны продолжаются,

Не остановишь этот смерч;

В потоке мутном отражаются

Одновременно – жизнь и смерть.

Сергей Хомутов

Реже я стал бывать у тебя, мама, но в мыслях с тобой, и папу вспоминаю часто. Вот и вздрогнуло сердце: «сыночек» - показалось – позвали меня. С тонкой ветки скатился листочек, как слеза уходящего дня. Александр Макаров.

 А когда разговариваю с тобой коротко, только одно и слышу: «Молись, сынок, молись, и за папу молись…» Неужели вам так плохо? Батюшка обмолвился, что судьба твоя там неладно пока складывается. А что я еще могу? Вот обещал тебе к «крестной» съездить, к подруге твоей, Клавдии Васильевне Литвиненко – и побывал. Согнулась вся колесом, как ты, 89 лет, но бодрая; в квартире чисто, ухожено, газовую плиту новую ей как ветерану поставили; дети собираются ее к себе перевезти. Вспоминала молодость, первую свою любовь, войну, о тебе рассказывала, как вы в Вене познакомились, но не плакала, молодцом держалась. Мы о ней статью в газете опубликовали – «Медсестра». Да ты, наверное, все знаешь. Лере сделали операцию, а я выпустил очередную книгу; там и фотография баденская есть, на которой меня держит папа, а ты сзади его обнимаешь. И дом №38 на Иоганнштрассе в Бадене, где мы жили. Оказывается, я очень мало о знаю о вас; попроси меня толком рассказать – одни обрывки получатся: в свое время неинтересно было, а теперь и спросить не у кого… Поумнел с запозданием. Пойду папе лампадку зажгу…

Оградки

И сгинет снег… Скатеркой-самобранкой воскресная потешит зеленца… Я снова крашу краской «серебрянкой» ограду над могилою отца. Не для красы. Такая есть опаска: не подновишь – и медленная ржа сожрет металл, когда облезет краска; и все путем, пока она свежа. Вот где семью соединило нашу! Куда ни глянешь – близкие одни… Не золотом, а «серебрянкой» крашу последнее пристанище родни. Докрашу и скажу себе: «В порядке!» Да будет жив простой мой русский род, покуда подновляются оградки, покуда память за сердце берет. Виктор Максимов.

Солнышко появилось, теперь чаще буду у тебя; все пытаемся посадить цветы на могиле, а они погибают – и тепла много, и влаги, только ландыши пока прижились болотные.

Папу чувствую, ему получше, он даже нам помогает, а как это – никто не ведает; люблю вас и скучаю пуще прежнего, ну да недолго осталось… Но Господь все равно не возьмет, пока все положенные дела на земле не переделаешь. У меня вот газета, у Леры – я, сын и внук; теща держится героически, несмотря на годы… Не скорби, мама, по батюшкиным молитвам Господь все управит к лучшему, и я буду стараться. Вспоминал я, светлея от грусти. Жизнь мне долгую память дала, как нашла меня мама в капусте и сыночком родным назвала. Александр Макаров.

Кланяюсь тебе, дедушка Иван Иванович, бабушка Анна Федосеевна, дядя Евгений Иванович, и тебе, конечно. Я зернышек насыпал на твою могилку, птички прилетят клевать – и тебе веселей станет. Да вот они: две сизокрылых голубицы присели на твою оградку. До свидания, мама!

Ночное стихотворение

Душа не на месте. И что это с ней?

Все чудится – дверь отворилась ночная…

И вздрогнуло сердце, и стало взрослей, -

То жизнь продолжалась моя, не иная,

Моя, не иная, взойдя на порог,

Сказала счастливейшим голосом: «Мама!

Опять ты не спишь?» - «Безпокоюсь, сынок…»

… Но жизнь обняла и свежо, и упрямо,

Всем юным восторгом, напором крови…

И вздрогнуло сердце, расширив границы,

Границы тревоги, границы любви,

В которой и мне суждено повториться.

Любовь Ладейщикова