Знаки припоминания. Былинки

«Уж и есть за что, Русь могучая, полюбить тебя, назвать матерью»   (И.С.Никитин)

24 марта – день рождения папы в 1914 году; завтра его Тезоименитство в честь свт.Григория Двоеслова, папы Римского †604. Не смогу объяснить, но я с самого утра ждал чего-то хорошего, душа безпричинно ликовала.

Выход второй книги «Былинок» все откладывался – второй год, и я чувствовал, как на другом конце провода при каждом моем звонке в издательстве невольно вздрагивали: этот настырный писатель ни в какую не желал больше ждать – завози книгу в типографию – и точка! Уже и следующая книга написана, и следующая пишется вовсю, а издательство все мотает и мотает замотанные в клубок нервы. И вдруг! раздается! долгожданный! звонок! – отвезли! И, хотя долгое ожидание поглотило почти всю радость, я повеселел и, осмелев, спросил о тираже. 2000 книг? 400 страниц, больше сорока иллюстраций? – спасибо, спасибо, большинству пишущих так здорово не везет. Да, намедни звонил директору батюшка, смиренно напоминал, и его звонок был не зря, но все существо говорило мне – папа помог! А почему, и думать не хочу: что мы знаем о загробной жизни?..

А если совсем быть честным, то и о папиной земной жизни я знаю мало, отрывками. Старший сын крестьянских учителей Ивана Ивановича и Анны Федосеевны Раковых из вологодской деревни Кабачино на реке Шексне в 1930 году закончил школу-девятилетку с педогагическим уклоном и в 17 лет уехал по набору на Кольский полуостров добывать апатит, был взят репортером – за способности и начитанность – в штат редакции «Хибиногорский рабочий», а оттуда в 1934 году направлен на учебу в Ленинградский Государственный Университет. Закончил отделение германской филологии, был призван в Красную Армию рядовым, провоевал на передовой всю войну, награжден, контужен, получил звание майора. В запас ушел в 1965 году полковником. О войне отец рассказывать не любил; уже будучи больным, услышит по телевизору про подвиги на Малой Земле из уст Леонида Ильича, плюнет в его сторону и уйдет в свою комнатенку.

Как святыню, храню фотографию папы в форме рядового с надписью торопливым карандашом: «Родной и любимой девочке, моей жене Верочке на память от Гриши.

Верочка, получил твое сердитое письмо. Теперь, наверное, не сердишься. Маленькая, умру, любя тебя. Во мне не сомневайся. Береги сынулю. Не волнуйся, если не будет писем. Пока все благополучно. Не вспоминай плохим твоего мужа. Он всегда любил тебя. Крепко, крепко, тысячу раз целую тебя. Твой Гриша. Береги себя и сынка моего.

25 инженерный батальон, под Ригой.

22.6.41 г.».

Я заламинировал эту безценную реликвию, чтобы сохранить ее…  для кого?..

Отец был умницей, поэтому служил в крупных городах и за границей, специализировался на бундесвере, был кандидатом исторических наук (закрытая диссертация о Сталинградском сражении), знал языки, писал для командующих доклады, читал лекции. Он был коммунистом, политработником, и у меня нет ни малейшего желания скрывать это: теперь кого ни спроси, все были тайными христианами.

Очень любил поэзию, поэтому даже старшего сына назвал в честь Багрицкого. Характером отец обладал взрывным, горячим, но отходчивым, а таких служивых не больно жалуют званиями. Поэтому и проходил Григорий Иванович 11 лет в подполковниках. Служил в Австрии, Риге, Москве, Венгрии, Польше, Львове, после демобилизации вернулся по месту призыва в Ленинград. Был предельно честен, хитрить не умел, но часто сдавали нервы  - контузия ускоряла его болезнь. Получил квартирку в хрущевке на первом этаже (ему почему-то всегда доставался только первый), из-за моей глупой женитьбы переехал на первый этаж кооператива. «Никогда никого не жалей на словах, коли впрямь не поможешь. Никогда на чужие не пей и не пей на свои, если можешь» Лев Котюков. Отец хотел мне помочь, но я уже начал рыть для себя яму. Он умер в 1981, так и не дожив до моего протрезвения долгих семь лет.

В 1972 году «Лениздат» решил выпустить сборник воспоминаний ветеранов освоения Севера; составителем и соавтором книги «Хибинские клады» тиражом 8000 экз. стал мой отец. Я унаследовал от родителя многие черты и в том числе любовь к журналистике, где каждое слово должно быть емко и на своем месте. Папа прошел в «Хибиногорском рабочем» отличную школу: редактором был ставший позднее известным стране писатель и критик А.Е.Горелов. Вот небольшой эпизод из жизни газеты: «Хроникерами мы с Левой Никаноровым были активными, ног своих не щадили. Пишешь статью с творческим подъемом, многократно переделываешь и, наконец, передаешь ее заведующему производственным отделом. Он не спеша, внимательно прочитывает все до последней фразы и, склонившись над листом, начинает правку: переставляет слова, заменяет фразы, вычеркивает абзацы, перечитывает оставшийся текст, снимает очки и удовлетворенно говорит: «Вот теперь, пожалуй, хорошо, передайте машинистке». Было написано 200 строк, осталось после правки 20, в лучшем случае 30 – опять Б.И.Левитес «проехал по листу трамваем…»

Трехсотстраничный сборник дался отцу с огромным трудом: за многие годы участники подзабыли события, получались несоответствия, но, главное, очень мешала цензура, искажая правду. Книга тоже послужила толчком к развитию болезни папы.

Сейчас Хибиногорский апатитовый комбинат принадлежит олигарху Ходорковскому, сидящему за решеткой. Интересно, побывал ли он хоть раз в своих обширных «владениях»?

 Зима 1931 года

На Кольском полуострове зима.

Хибинских гор вершины снеговые

Грозят немой, мертвящей белизной.

Но мы нарушим грозный их покой:

Рвет аммонал отроги вековые,

Здесь каменные вырастут дома, -

Недолго нам в палатках жить, зима!

Здесь, провожая тундровую ночь,

Горят огни – их солнце сменит скоро.

О нем, о нем, о госте золотом,

Я расскажу друзьям своим потом.

В снегах, в огнях рождается наш город.

Взгляни на понизовье с трех вершин:

Там строят баню, там – дворец культуры…

Свернув палатку, житель входит в дом, -

Он долго жил под серым валуном,

Брезент от бурь давно стал темно-серым…

Но над крутыми тропами Хибин

Звенел его топор у трех вершин…

На Кольском полуострове весна,

И нет ночей, и, утлый челн качая,

Сгибает щука удочку в дугу:

Морошка зацвела на берегу,

Лишь, падая, пушинки иван-чая

Напомнят о зиме - навек она

Меня сдружила с Севером… весна.

Александр Решетов

Простите, читатель, если вам было скучно; героев выдуманных книг и фильмов мы часто берем в пример для подражания; люди, живущие с нами бок о бок, кажутся нам совсем неинтересными. И только потом, необратимо поздно, мы спохватываемся и сожалеем: расспросить-то уже некого…

Иду к папе на Серафимовское – затеплю в снегу лампадку…

Плач по утраченной Родине

Судьбе не крикнешь: «Чур-чура!

Не мне держать ответ».

Что было Родиной вчера,

того сегодня нет.

Я плачу в мире не о той,

которую не зря

назвали, споря с немотой,

империею зла, –

но о другой, стовековой,

чей звон в душе снежист,

всегда грядущей, за кого

мы отдавали жизнь.

С мороза душу в адский жар

впихнули голышом, -

я с Родины не уезжал,

за что ее лишен?

Какой нас дьявол ввел в соблазн,

и мы-то кто при нем?

Но в мире нет ее пространств

и нет ее времен.

Исчезла вдруг с лица земли

тайком в один из дней,

а мы, как надо, не смогли

и попрощаться с ней.

Что больше нет ее, понять

живому не дано:

ведь Родина – она как мать,

она и мы – одно.

Борис Чичибабин