Знаки припоминания. Былинки
Завтра
24 января – 5 лет со дня твоего ухода, мама. Никак не
избыть мне, как тяжело ты уходила из жизни, как ты стонала
безпамятно, как хрипела с закинутой назад головой:
Ты ничего мне, мама, не
сказала:
ты страшно – безъязыко –
умирала.
Но слышу, слышу – сквозь
метельный вой –
твой долгий хрип,
последний выдох твой.
Ты плакала горчайшими
слезами…
Из глаз твоих лились они
ручьями.
И до сих пор мне зябко –
потому,
что мысли той, хрипящей,
не пойму…
Станислав Горохов
Завтра
я попрошу знакомого священника отслужить на твоей могилке
панихиду, а если не удастся договориться, один проложу
тропку к тебе на заснеженном кладбище. Раньше я чаще бывал у
тебя: болела от утраты душа, и мы с тобой много общались. А
теперь боль моя улеглась, хотя я думаю о тебе постоянно, ты
не являешься больше ко мне во снах. Но, мама, ты знаешь,
сколько людей молятся за тебя и папу по моей просьбе в книге
«Былинки». Я даже представить себе не мог, что мои
православные братья и сестры так близко воспримут чужую
боль. Это Господь побуждает оставшихся на земле молиться о
усопших – если хочет спасти их души. Теперь-то я понимаю,
чем ты была в моей жизни, мама… Я как будто занедужил,
слышу голос за спиной: - Ну скажи, кому ты нужен, кроме
матери родной? Кто поймет и не осудит, лист почтовый тербя,
кто печаль твою остудит, кто поплачет за тебя?...Ну, а если
нет спасенья, мир, как жуткое кино – под кладбищенской
сиренью твоя матушка давно, если дом твой перевьюжен, если
окна без огней, ты скажи, - кому ты нужен, кроме матушки
своей? Кто-то в гору, кто-то в нору, и жена, махнув с
крыльца, сыщет новую опору, сменит камень у кольца. Но на
дальнем перегоне будут душу согревать две горячие ладони,
это – Родина и мать! Потому опять и снова, словно вены на
руке – два заветных эти слова рядом в русском языке. Пусть
сияют, завлекая, чужедальние края… Там, где матушка родная,
там и Родина моя! Анатолий Пшеничный.
…С
братом, как ты просила, мама, я помирился, а вот до твоей
подруги, моей «крестной» Клавдии Васильевны Литвиненко – ей
уже 88 – к стыду своему, пока не добрался. Уйдет она, и
некому на земле будет рассказать о тебе, о папе, о маленьком
Алике. Звонит иногда,все тебя вспоминает.
Сегодня
батюшка за тебя помолится, да я в храме панихидку заказал.
Расстраиваюсь, что летом на твоей могилке ничего не растет:
то ли влажность болотная, то ли солнышко сжигает растения,
то ли все вместе взятое. Реже я стал у тебя бывать, мама, но
ты уж не обезсудь - бывают времена, что и в храм ноги не
идут. Это по слабости духовной. Так батюшка и говорит:
«Слабый ты, Саша…»
Я
уходил домой по знакомой до боли 18-й «улице» Серафимовского
кладбища, а на твоей могилке теплился огонек лампадки. Спи,
мама, в покое, недалек час – встретимся…
Пока
отец и мать на белом свете – тебя шутя не взять беде и
смерти. Ты крепко защищен мольбою к Богу о сыне и еще – всем
понемногу. Готов дрова ломать и строить храмы, пока отец и
мать… О мама, мама!..
Иван Тертычный. |