Знаки припоминания. Былинки
Не всякая старость — в тягость, бывает и в радость
— Господи,
благослови раба Божиего Александра взять у батюшки к его
восьмидесятилетию хорошее интервью!..
Вот мой
первый вопрос: многие люди сейчас боятся дожить до старости.
Время наше жестоко к старикам. Что бы вы могли им
посоветовать, чем подбодрить?
— Это верно, время-то жестокое… Но так Господь нам
попускает для того, чтобы мы жили благоразумно,
по-христиански и перед смертью принесли полное покаяние.
Тогда и годы легки, и в старости может посетить радость. Не
всякая старость бывает в тягость. Вот, в молодости бывал я у
старца Серафима Вырицкого — он и болезненным был, и пожилым,
и, лёжа на одре, приносил людям столько радости, столько
любви! Вот тебе и старость. Праведнику Господь даёт вместе с
преклонными летами великую духовную силу и великую мудрость.
Плод старости — мудрость. Хотя есть и молодые — вот как
о. Александр Рождественский, основатель
Александро-Невского общества трезвости: он и молодой был, а
народ его почитал за великий ум… Недавно читал об этом
замечательном петербургском батюшке, отвоевавшем тысячи
людей у демона пьянства; умер он совсем молодым, а сколько
успел сделать! Всякий возраст может приносить свои плоды — и
молодость, и старость… Старость, кроме всего прочего,
развивает в человеке благодарность: за каждый новый прожитый
день, за каждый час благодаришь Господа! Старость — великая
милость Божия. Так вот и передай от меня своим читателям.
— А всё же,
батюшка, иной раз посмотришь на стариков и задумаешься:
почему жизнь человеческая должна завершаться этими долгими
годами немощи и упадка? Почему бы не умирать в рассвете сил
душевных и телесных?
— Господь Своей мудростью установил, чтобы первые люди
жили чуть ли не по тысяче лет. У них рассвет сил несколько
столетий продолжался… Но когда человек обветшал и стал
склонен на сильный грех, Господь и убавил ему лета. И пророк
Давид — что сказал?..
— «Дней лет
наших – семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят
лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь, ибо проходят
быстро, и мы летим». (Пс. 90. 10, 89-10)
— Проходят быстро… Поэтому и старость Господь даёт,
чтобы было время приостановиться, оглянуться, задуматься и
передать свой духовный опыт молодым, наставить их на путь
истины, дать им хороший пример своей жизни…
— Батюшка,
да правда ли, что старость мудрее молодости? Ведь в
преклонных годах и умственные силы слабеют…
— Конечно, не в летах мудрость: её Господь Сам
посылает, когда захочет. Великий пророк Соломон был юн и
ничего не просил, а просил только, чтобы Господь дал ему
мудрости, и Бог наградил его великим умом. Вот и нам надо
просить то, что полезно для нашей души: и ум, и доброе
сердце и любовь ко Господу и любовь к ближним… А праведника
Господь в старости не оставит без ума, нет, не оставит.
— Вот ещё
какой вопрос у меня есть: уже 20 лет народ идёт в церковь
свободно, никто нам не запрещает приходить к Богу. Но
скажите: люди, которые за это время так и не переступили
церковный порог, — они что — все так и погибли для вечности?
— Не нам судить, не нам судить! Что мы думаем о людях,
и что Господь о них думает — это как небо и земля друг от
друга отстоит. Мы не можем знать ничего: может быть, кто-то
и ходит в храм, а спасения не примет, а кто-то и не ходит,
но за что-то, нам неведомое, он велик в очах Господних.
Поэтому нам и гадать не нужно. Помнишь, как в «Деяниях
Апостолов»: Корнилий-сотник был не иудеем, но Господь послал
к нему Петра, чтобы тот крестил его и всю его семью. Как там
сказано? «И когда Петр пришел в Иерусалим, обрезанные
упрекали его, говоря: ты ходил к людям необрезанным и ел с
ними». (Деян. 11, 2-3). А Пётр что ответил? «Если Бог
дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса
Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?» (Деян.
11, 17).
— Батюшка,
вот что ещё меня мучает: стыдно говорить, но я чувствую, что
люблю только Бога и вас. Даже самые близкие кажутся мне
временами далёкими. Почему так?
— Так бывает… Мы привязываемся к духовному отцу, а
своих близких видим каждый день: чем-то они нас прогневляют,
чем-то расстраивают… Тяжело становится всё покрывать
любовью… Надо так своё духовное устроить, чтобы к любому
человеку, который хоть чем-то тебе в жизни послужил,
чувствовать благодарность и стараться отблагодарить его в
свою очередь, чтобы круг любви не размыкался ни на минуту.
— Недавно с
моей хорошей знакомой, православной женщиной, случилась
беда: её 19-летняя дочь по турпутёвке попала на празднование
ночи Ивана Купалы. Как она там веселилась на этом языческом
празднике — не стоит рассказывать. Одно скажу: теперь
врачи-психиатры не могут привести её во вменяемое состояние.
Что делать в подобных случаях?
— А что теперь делать? Только молиться. Многое может
молитва матери. Думать надо было, прежде чем отпускать
девочку в 19 лет неизвестно куда одну. Надо было вместе
отправиться в эту турпоездку и посмотреть, чем занята
молодёжь. У меня внучка учится в Медицинской академии — так
её по утрам всегда провожают на учёбу и встречают по дороге
домой. А почему? Потому что время такое. Блюдите, как опасно
ходите. Вот, взять о. Александра Захарова: пришли к
нему ночью, выстрелили… Или о. Александр Жарков,
который в Гатчине жил: вывезли за город и расстреляли.
Потому что мир во зле лежит, как говорит нам слово Божие
нам.
— Но
православная ведь девушка…
— Я понимаю, что православная… А разве эти батюшки не
православные? Я вот читал недавно в одном журнале: монахиня
из Перми читала ночью Псалтирь по покойнику, а к ней сзади
подошли, ударили — и насмерть! Видите, какие страдания несут
православные люди!
— Летом по
вашему благословению я побывал в Великобритании. Удалось
наконец разыскать могилку Антония Сурожского. Теперь думаю:
неужели тамошний приход не нашёл денег на более достойное
захоронение для этого замечательного проповедника? Там же
крохотный крестик из плохонького дерева…
— Да, ты мне показывал фотографию… Ну что ж, люди,
любящие Бога, всегда просили, чтобы их как можно скромнее
хоронили. Вот посмотри на могилу митрополита Антония
Мельникова. Там тоже простой крестик и больше нет
ничего. У других, как у митрополита Никодима, всё
облагорожено… Митрополит Антоний Сурожский был монахом, его
любил и западный, и восточный мир, как богослова, как
проповедника, как христианского деятеля. Поэтому и жизнь у
него была скромная, и могилка скромная, а благодатью
всё-таки исполненная…
— Один
знакомый получил значительную сумму денег, но как я ни
уговаривал его пожертвовать часть из них на храм, он всё
откладывает это решение… Уговаривать его дальше или нет?
— Доброхотно дающего любит Бог, а кто сеет в скудости,
тот в скудости и пожнет. Так и запиши. Помнишь притчу о
талантах? Получил человек талант — хорошую сумму — и зарыл
его. И лишился в результате и того, что имел. Каждому дана
своя воля, каждый может сам распоряжаться своим богатством.
— Но мне
кажется, что мало кто даёт десятину на храм. Я, например,
жадничаю. Даю, но мало.
— Даёшь, и хорошо. Ты-то даёшь духовную пищу:
выпускаешь чудную газету, которую читает вся Россия, и за
границей читают — я знаю. Мои духовные дети рассказывают,
что и в Германии её знают, и в Англии… Они мне говорят, что
лучше вашей газеты нигде нету. Другие стараются
богословскими трактатами читателей кормить, а о повседневной
жизни, о том, как христианину вести себя, как жить — это для
них слишком мелко. Только бы скорей-скорей сляпать номер,
перепечатать туда что-нибудь дореволюционное… А то, что
особо ценно — наше, современное, житейское, то, с чем
постоянно сталкиваешься, — этого у них и нет.
— Я тоже
считал, батюшка, что читателю нужна современность, но есть
много людей, которые нас ругают за это…
— А Господа разве не ругали книжники и фарисеи?
Помнишь, как Он в гости пришёл к Симону-фарисею, как Ему
блудница ноги слезами омывала? Симон-то думает: «Если бы
Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к
Нему, ибо она грешница» (Лк. 7, 39). А Господь ему: «Я
пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она
слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла; ты
целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не
перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не
помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю
тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила
много, а кому мало прощается, тот мало любит». (Лк. 7,
44-47). Господь, видишь: любит не то, что показное,
фарисейское, не то, что для галочки, а то, что от сердца
идёт, что живое, подлинное!..
— Батюшка,
вы мне замену-то ищите?
— Это ещё не к спеху… Бодрись и крепись. Бодрись и
крепись. Трудись пока.
— В одном
выступлении я сказал, что ненавижу охотников. Мне тут же
ответили: «Как это? Вы не стяжали любви к ближним?» По душе
скажу, что не только не люблю некоторых, но даже избегаю
общения с ними. Любовь, на мой взгляд, это высшая ступень на
пути к Богу. Можем ли мы разбрасываться этим словом?
— Охотники… О них в Писании много написано, и нигде
они за своё занятие не осуждаются. Можно охотиться и для
пропитания, и для того, чтобы равновесие в природе
поддерживать… Есть «зелёные» которые против шуб из меха
животных, есть вегетарианцы, которые не едят мясного… Я их
не осуждаю. Но вспомните Новый Завет, притчу о блудном сыне:
что же, выходит, отец согрешил, когда, встречая сына, велел
заколоть упитанного тельца? Тоже, получается, убийство, не
хуже, чем на охоте…
— Батюшка,
я тут не могу остановиться…
— А ты остановись, и попроси у Господа прощения за то,
что не любил охотников. Людей убивают — вот о чём горевать
надо. Что сейчас в Ливане творится!..
— На днях
отправил сотрудницу на задание в храм. С настоятелем
предварительная договорённость была. А в храме говорят, что
батюшка уехал, и когда вернётся, неизвестно. И тут моя
журналистка нос к носу столкнулась с настоятелем. Он
смутился… Так вот, имеет ли право священнослужитель врать?
— Не «врать», а «неверно говорить». «Врать» — это
очень грубо. Конечно, неправду говорить нельзя. Они могли бы
сказать: «Извините, мы сейчас принять не можем». Только и
всего. «Мы не можем принять». А батюшке, наверное, очень
стыдно сейчас. Бывает ложь во спасение, а бывает просто
ложь…
— Но он
стал оправдываться, придумывать причины…
— Не надо оправдываться. Раз во грехе, то надо
сказать: «Грешен, Господи, прости меня, что я соблазнил
людей и неправду сказал».
— Но мы
смиримся и ещё раз сходим к нему — попозже… Но вот какой
вопрос возникает… Есть такое пророчество о Русской Церкви
прп. Лаврентия Черниговского: купола церквей снова будут
золотить, а внутри будет мерзость запустения. Вам не
кажется, что эти времена наступают?
— Я этого не вижу пока. Может, при антихристе такое
будет, а сейчас… А сейчас-то какое золочение? У нас было 500
церквей в Петербурге, и город был поменьше нынешнего, а
сейчас город разросся, а храмов едва-едва насчитаешь
сотенку. Я считаю, что и этого мало, потому что народ очень
жаждет слова Божия. Вот я был на день св. равноап. Ольги в
Ольгинском храме, где мой сын служит: там в три чаши
причащали. Храм маленький, в очереди по 90 человек, а народу
— полная ограда…
— А вместе
с тем старые, центральные храмы пустуют…
— А это может быть, потому, что священники мало
трудятся над словом Божиим, мало принимают участия в горе и
страданиях людей, которые нуждаются в нашей помощи. А где
священники сопереживают прихожанам, стараются помочь им —
там храм всегда полон. И Господь говорит, что люди, когда
чувствуют доброго пастыря, то и тянутся к нему, потому что
он болеет за каждую погибшую овцу.
— В епархии
у нас есть богатейшие храмы! Они, наверное, должны делиться
с бедными приходами.
— Они перечисляют свою лепту на епархию. А уж епархия
пусть сама строит богадельни, монастыри и помогает бедным
священникам.
— Дальше не
смею я соваться, потому что дальше — не моё дело. Вот такой
вопрос: иметь духовника — великое счастье. Вы побили меня
чётками — в шутку, но ведь за дело. Трудно вам с такими
чадами, как я — строптивыми, непослушливыми, обидчивыми,
горделивыми…
— Ну, разве я тебя побил? Просто погладил. А почему?
Для вразумления. Если ребёнок шалит, его ведь родители сразу
бить не кидаются. Ему только покажут вицу: смотри, сынок или
доченька — вот вица-то на стене висит… И малыш от одного
только слова остепеняется, а если и разбалованный ребёнок,
то сразу становится и тише, и умнее.
— Батюшка,
жизнь сейчас полна всевозможных опасностей. От чего бы вам
хотелось предостеречь своих духовных чад в первую очередь?
— Жизнь прожить — не поле перейти. Трудности и у
молодых есть, и в среднем возрасте, и у пожилых. Нужно,
чтобы каждый старался жить по закону Божьему, тогда и
опасности, если и будут, то пойдут на пользу, на укрепление
души. Надо жить в этом мире, в храме своём одной семьёй,
потому что Церковь есть тело Христово. Если один член болит…
Примерно: зубки заболели у тебя, и всё тело в немощи. Ухо
застреляло — опять всему телу плохо… В глазок попала
маленькая соринка, а пока её не вытащишь, ни руками, ни
ногами работать не можешь. Так и в Церкви мы должны особенно
быть особенно сострадательны к немощным собратьям. Как
говорит наш писатель: «Где тяжко дышится, где горе слышится
— будь первый там!» Мы должны постоянно трудиться, трудиться
и трудиться…
— Над своей
душой, да?..
— И над телом.
— Батюшка,
мне вспомнилось, как мы паломничали с вами по странам
Средиземноморья. На корабле 550 паломников, и все стремились
с вами пообщаться. А я решил вас оберегать и не пропускал в
каюту всех жаждущих. А вы всё равно приняли всех. Значит, я
поступал неправильно?
— Да нет… Это немножко и хорошо, потому что, когда
человек уже переутомился — как он людям поможет? Хорошо, что
кто-то оберегает другого. Но в то же время, кому нужно было
получить наставление, того Господь привёл и тот всё получил.
Когда я паломничал по России, я встречал этих людей и
сколько слышал от них благодарности за те беседы!..
— А меня вы
уже в паломничество не брали…
— Я уж больше никого не беру и сам не езжу, сижу дома,
потому что Господь мне сказал: хватит.
— Ну, вы,
батюшка, очень много постранствовали — столько проехали
монастырей, столько стран увидели, стольким поклонились
святыням…
— И очень рад, что Господь хоть в последнее время
привёл увидеть разные страны, слышать разговор на разных
языках, и чувствовать одну и ту же любовь… Особенно я люблю
вспоминать о греческом монастыре — во имя иконы Матери
Божией «Ормелия», где игумения Никодима и старец Эмилиан.
Этот монастырь мне показался открытым окном в небеса. Вот
так бы и нашим монастырям жить — с такой любовью, с такой
лаской… Это более 200 км от Фессалоник, там больше ста
сестёр — и богослужение… Как они просили, чтобы мы им
по-славянски послужили и попели по-славянски! Как они
по-гречески пели и восхваляли Господа!.. А сколько любви за
трапезой они проявили! Сколько любви за богослужением! Вот
так бы наши поступали монахи — тогда, конечно, люди будут
искать духовного окормления в этих монастырях. А когда
приедешь, да тебя как негодного отшвырнут…
— Иеромонах
Кирилл рассказывал: на вас там такая благодать нашла, что вы
даже листочки у деревьев там целовали…
— А монахини плакали, когда я говорил им слово, и
прощались со слезами… Матушка сейчас чудные пасхальные
письма мне пишет. Я как-нибудь выберу эти письма и ты их
напечатаешь в газете.
— Может
быть, это глупый вопрос, но не хотелось бы вам вернуть
молодость?
— Да нет, Саша, что ж?.. В молодости мы тоже допускали
много глупостей. Нужно благодарить Господа, что избавил нас
из рова погибельного. Благодарить надо Господа за каждый
прожитый день и за каждый прожитый час, за каждое мгновение
мы должны благодарить Господа.
— Ещё хотел
спросить, жалеете ли вы о чём-нибудь в своей жизни? Может
быть, что-то хотелось бы изменить?
— Да если Господь начертал эту линию, что мы тут можем
изменить? Ты сам знаешь, сколько я в детстве страданий
перенёс. Потеря родителей, потеря братьев и сестёр, потеря
дядей — одного расстреляли, другой в ссылке погиб… Война…
Сколько страданий она принесла! И после войны, когда я
остался один, — но опять не оставил меня Господь, а дал мне
чудного старца Серафима Вырицкого и о. Николая
Гурьянова, и старца Кукшу, и великого
молитвенника митрополита Вениамина Федченкова и
многих других, которые и окормляли меня, и помогали мне. А
какие чудные у нас были профессора — все были царские ещё,
царского времени…
— Батюшка,
почему так получается: я все время вам не то что завидую, а
размышляю… Вы всегда шли своим путём к Богу — вас и
окормляли, вам и помогали, а я столько наплутал, столько я
наделал глупостей, столько ошибок…
— Много сделал ошибок? Много сделал греха, много и
даёшь покаяния. Твои рассказы предостерегают других, чтобы
не поступали так же.
— Батюшка,
иногда до вас дозвониться не можешь… Да я считаю, что и не
надо по каждому маленькому вопросу звонить, на то и голова
своя дана. Но иногда не знаешь, как правильно поступить…
— А Господь сам открывает другой раз. Только помолись,
только воздохни — и Господь помогает…
— Вот
только не делать с порыва, правда, батюшка? Батюшка, есть ли
у вас какое-то дело, которое вам надо непременно успеть
сделать, пока Господь не призвал вас?
— А когда жатва поспевает, то Господь посылает и
делателей на неё. Так и здесь: что я не докончу, то другие
пастыри докончат.
— У вас сын
служит…
— Да, и сын служит, и я очень рад этому. И духовных
чад много: и священников, и монахов, и епископов уже… Так
что Господь не оставляет нас благодатью. А что болеем — и
слава Тебе, Господи! Болезни — это тоже наш путь: мы должны
понести немощи.
— А многие,
знаю, мечтают — не просят у Бога, а мечтают — о смерти
внезапной.
— Это грех. Мечтать о внезапной смерти — это грех.
Православные молятся как о милости, чтобы их внезапная
смерть не постигла. Молятся об этом великомученице Варваре.
Вот я и ношу её образок постоянно: прп. Серафима и вмц.
Варвары. Дореволюционный ещё образок…
— Дорогой,
безценный наш батюшка! Вам исполнилось 80 лет — по Библии,
предел жизни человеческой. Мы так боимся вас потерять!.. Но
вы однажды мне сказали: «Да не оставлю я чад своих никогда!»
Я утешился, но всё равно от всех-всех моих духовных чад,
читателей нашей газеты, всечестных отцов, которые почитают
вас и в России, и в других странах, пожелать вам здравия,
которого хватило бы на 100 лет. Мы будем молиться. Многая и
благая лета тезоименитому отцу Иоанну Миронову!
— А по-чешски знаешь, как поют многолетие? «Сто лет,
сто лет живо, живо нам!» Вот этого я вам всем и желаю: и
редакции вашей, и читателям. Благослови вас всех Господь!
Не по заслугам, но от
Бога
Нам пастырь благодатный
дан.
Нас, грешных, возлюбивший
много,
Смиренный старец Иоанн.
Спасительные льются речи,
В глазах сияет доброта.
Заботливо пасет овечек
Служитель истинный
Христа.
Ответим искренней любовью
И многолетье пропоем.
Желаем, батюшка,
здоровья,
Господней помощи во всем.
Стремясь душою к жизни
вечной,
Мы покаянно просим Вас
В молитве кроткой и
сердечной
Пред Богом воздохнуть о
нас.
Татьяна Егорова, СПб |