Никола
Милостивый (издание 2-е)
Люблю молиться Николаю
Угоднику
Бабушка моя Александра
Филипповна скончалась задолго до моего рождения. Знаю о
ней лишь по воспоминаниям матери и, к сожалению, не
очень много: она была строгой, но справедливой, говорила
то, что думала, и, не покормив, не выпускала никого из
своего дома. Время было тяжелое, военное, голодное.
Храмы были закрыты, а если и действовали, сомневаюсь,
что учителя явно их посещали. Как я понял, бабушка моя,
учительница, не была исключением. Ходила ли она тайно в
церковь, постилась ли, причащалась ли — об этом не
спрашивал. Знаю только, что она очень почитала святителя
Николая, а кончина ее, по молитвам этого великого
угодника, была просто необыкновенной. Вот что я услышал
из уст своей мамы:
«После смерти отца
вскоре заболела и мама. В народе эту болезнь называют
водянкой. Отекла бедняжка сильно. Мучили боли, три раза
прокалывали, выкачивали воду. Но ни стона, ни ропота я
от нее не слыхала. Лежит, бывало, и все время что-то
тихо, жалобно поет, как плачет. Подойду к ней, спрошу:
— Мам, ты плачешь?
Она качнет головою — не
мешай, мол, а потом вздохнет и скажет:
— Нет, доченька, это я
молюсь. Люблю молиться Николаю Угодничку. Мой любимый
святой. (Впоследствии, будучи уже монахом, священником,
познал и я высоту сказанного: когда мы любим молиться
избранному святому, этой любовью входим с ним в духовное
родство, общение — он ведь тоже молится за нас.) Я почти
и не жила дома, все время ночевала с ней. Проведу свои
уроки, и скорей в больницу. Вот однажды вечером мама и
говорит мне: “Зоя, попроси, чтобы тебе приснилось, буду
я жить или нет?” Я в слезы: “А как же я без тебя? У меня
ж ни родных, никого!” Она свое: “Попроси, попроси!”
Поплакала я, поплакала, расставила стулья, легла — и как
в яму провалилась. Какой там сон! За день так
набегаешься, не до снов.
Утром проснулась, слышу,
мама зовет. Лежит такая светленькая, умиротворенная и
ласково, как прощается, спрашивает: “Ну что, видела
чего-нибудь? Ничего? А я видела. Сон-то какой! Слушай.
Вхожу в незнакомый большой и светлый храм. В храме —
никого, только одна свечечка горит на подсвечнике. Горит
и чуть коптит. И голос, хотя никого не видно: «Раб Божий
Николай». (Это, значит, мой дедушка, который за всю
жизнь голоса ни на кого не повысил, но отошел без
исповеди, в чем-то не раскаялся.)
И вдруг невидимая рука
ставит большую, ярко и чисто, без копоти горящую свечу.
Ну, думаю, чья это праведная душа отошла ко Господу? И,
в ответ на мои мысли, тот же голос: «Новопреставленная
Александра!» И тут я проснулась. Я думаю, что скоро
умру. Не плачь, не плачь, не нужно плакать. Что обо мне
скорбеть, я свое здесь отстрадала”.
После этого сна она и в
самом деле отошла очень быстро. Когда скончалась,
одутловатость спала, лежала в гробу как живая — молодая,
красивая. Через год на ее могилке появились большие
белые цветы, которые никто не сажал,— сами выросли. И
уже потом, от маминой могилы, пошли по всему кладбищу.
Бегу в школу, а крестьянки говорят, вот, мол, какие
заботливые — цветы на могилочку посадили. А мне стыдно
признаться, что в суете не до цветов было».
Иеромонах Роман (Матюшин),
скит Ветрово |