На милость дня. Былинки

В Новой Деревне мы въехали в разоренную квартиру: дверные ручки — одни дыры, зачем-то снят линолеум, срезана телеантенна, радио и кое-где электрические провода — под корень, чтобы не подсоединиться. Запах в комнатах стоял тлетворный, что-то разлагалось под полом, и мы избавлялись от него годами.

Нам неизвестна история взаимоотношений вполне благополучной до того четы, по возрасту приближающейся к 70. Только видели, что у него золотые руки, а она по-прежнему красива, двое детей, но что-то толкнуло их развестись. Видимо, инициатива исходила от жены, раз он в безсилии обезображивал квартиру, в которую сам вложил столько труда — таким способом он хотел заставить людей отказаться от покупки, а ее передумать. Он ставил невыполнимые условия агентам, и длинная успешная цепочка продаж застопорилась, поставив под удар с огромным трудом достигнутые договоренности. Наконец, он согласился — при условии. что львиная доля денег достанется ему. Она же была готова на все.

Они живы-здоровы, но живут плохо — не из-за денег: разлука дала им понять, как им не хватает друг друга. Но назад, увы, пути нет…

Разъезжаются, разъезжаются…

Долго злобою заряжаются

За потерянные года.

Разъезжаются навсегда.

Объявленья дают в газету.

На заборе их прилепляют.

«Не живут здесь такие, нету!..»

Мебель заново расставляют…

Разъезжаются дочки-матери,

Недовольство излив подруге.

Все бросают — к такой-то матери! —

Разводящиеся супруги.

Ой, кому-то беда — вода,

Расходящаяся кругами!

Но страшнее всего, когда

Разъезжаются стариками.

Уговоров ничьих не слушают

И резонов чужих не слышат.

Вместе чаю они откушают

И вдвоем объявленья пишут.

Делят вещи примерно поровну.

Разъезжаются — как играют.

Привыкают к чужому городу,

Затихают и умирают.