На милость дня. Былинки

Наша постоянно «выездная редакция» ныне располагается на Бронницкой улице, длиной около 800 метров, которая упирается другим концом в Обводный канал, неподалеку от метро «Технологический институт», что, несомненно, весьма удобно. Правда, дом №17, в котором мы по недостатку средств снимаем в коммунальной квартире две комнатушки, комфортом не отличается: его определили под расселение, и нашими соседями оказались чеченцы и вообще «люди кавказской национальности». Правда, ведут они себя тихо и конфликтов с ними не было, а что обшарпанные стены, грязь и хрустят использованные шприцы под ногами — это ничего, привычно.

— Ну, где ты устроился? — поинтересовался знакомый, зная, что с последнего места нас только что выгнал священник.

— Да на Бронницкой, рядом с «Техноложкой» теперь находимся.

— Как же, как же, знаю: «Разве Можно Верить Пустым Словам Балерин?» — и улетел по делам.

Какие балерины? Мужик вроде серьезный, да у меня ни одной знакомой балерины в жизни не было. Но, будучи все же человеком с гуманитарным образованием, решил покопаться в книжках. И что вы думаете? Оказывается, в XVIII веке местность между Загородным проспектом и Обводным каналом, от Рузовской до Бронницкой улиц, звалась Семенцы — от слободы квартировавшего здесь Семеновского лейб-гвардии полка. А параллельные улицы, идущие от Загородного проспекта, с 1858 года носят имена уездных городов Московской губернии — Рузовская, Можайская, Верейская, Подольская, Серпуховская и Бронницкая. При переименования советского времени их почему-то не тронули. Находчивые ленинградцы придумали правило для запоминания порядка улиц — «РАЗВЕ МОЖНО ВЕРИТЬ ПУСТЫМ СЛОВАМ БАЛЕРИН»

В более позднем народном варианте последнее слово в этой фразе было заменено на название одного из проспектов города. Вариант звучит так: «РАЗВЕ МОЖНО ВЕРИТЬ ПУСТЫМ СЛОВАМ БОЛЬШЕВИКОВ».

Так неожиданно мы столкнулись с вами с топонимикой — отделом языкознания, изучающим географические названия. А питерский поэт Евгений Рейн написал даже на эту тему стихотворение:

Там, где Георгий Валентинович

смущенно стоял у Техноложки,

где совершались коллективные

трамвайные прыжки с подножки,

там. где лежат Красноармейские,

где ты растягивала губки

на все мои первоавпрельские,

нисколько не смешные шутки,

там ты была моим сиянием,

полярной ночью над Фонтанкой —

тебя я видел персианином,

а также пляшущей вакханкой.

Училась в Хореографическом,

чуть что — врала напропалую,

жила на Троицкой в готическом

доходном доме.

                                   На Сенную

я шел, надвинув шапку на уши,

встречать автобус от Мариинки,

и разве можно верить (знал уже)

пустому слову балеринки.