Когда я
проснулся ночью, бес сидел на кровати, болтая короткими
ножками с копытцами. Я трижды перекрестил его, но он
лишь заблеял противным козлиным смехом и, явно
передразнивая меня, с ухмылкой перекрестился мохнатой
рукой тоже — только наоборот, слева направо.
—
Ничего ты, редактор мой православный, не сделаешь, —
проблеял бес, — раз большой начальник прислал с приказом
предостеречь тебя. У нас ведь тоже ди-и-и-с-ци-пли-на, —
сверкнув красным, как у кролика глазом, — пояснил он. —
Попробуй не выполни — враз на нижний этаж будьте на себя
любезны!
Я еще
раз перекрестил лукавого с молитвой «Да воскреснет Бог…»
—
Слушай, как тебя там, редактор, — уже серьезно сказал
он, бросай эти штучки, не то хуже будет. Мало ты, что
ли, болел? Мало по больницам валялся? Забыл, как в
аварию попал? Как портфель с деньгами для покупки
компьютера в метро оставил, помнишь? Моя работа! Захочу,
еще страшнее заболеешь или случится что нехорошее.
—
Пакостить-то вы мастерски научены, — отвечаю без страха.
— Говори, змий, с чем пришел и катись к своей матери.
— Ты
вот что, ты мою матушку не тронь — я ведь и обидеться
могу, — бес перестал болтать ногами с копытцами и
повернулся ко мне рылом; в углах пасти показались два
длинных клыка. — Выпускаешь газету православную — так
выпускай, пока мое начальство терпит да духовник твой
поп Ванька своими молитвами не дает до тебя добраться —
сильна у него молитва, право слово. Но мы газетку-то
твою прихлопнем при случае, — злился бес, — поймаем тебя
на удавку-удочку. Я тут тебе подарочек готовлю —
побегаешь, понервничаешь со свое удовольствие.
— Какой
еще подарочек? — не удержался я.
— Много
будешь знать, скоро состаришься, в нашем, пардон, в
вашем народе говорят. Ключики-ключики, ключики-ключики!
— захлопал бес волосатыми лапами в такт словам.
— Врешь
ты все, — говорю, — вруны вы известные. Могли бы
прихлопнуть, давно бы мокрого пятна не оставили. Лапы
коротки!
—
Может, вру, а может, нет, — согласился лукавый, — только
обязан официально передать тебе от своего начальства: не
смей ни строчки больше писать о немецком кладбище в
Сологубовке! Не послушаешь — карачун тебе и близким
твоим. Легион бесов столько сил положил, чтобы в России
убитых фашистов с почестью захоранивали, да еще на
святой земле храма православного. Меня за успех в деле
этом повысили даже, — он хвастливо махнул хвостом, —
медаль дали, да надеть забыл, как-нибудь покажу, — и
хлопнул себя по шерсти, где должна висеть медаль. А
сколько нашего брата пострадало — не счесть!
Зато
теперь и немецкое кладбище, самое большое в Европе, и
православный священник панихиды служит, каждого
найденного убитого немца в храме в книги записывают. А
главное — народу русскому мы головы совсем затуманили,
кричат они вместе с немцами: «Примирение, примирение!» и
в храме молятся за инославных убийц их отцов и дедов,
цветы к ихним крестам прикладывают. Читал в вашем
питерском журнале «Град духовный», №2(7) полковник
запаса Владимир Игоревич Щипин пишет: «До сих пор
помню потрясающее кладбище в Австрии на месте боя.
Представляете, огромное поле, березовая роща и примерно
половину этого поля занимают немецкие кресты, затем
дорожка, разделяющая поле на две части, и вторая
половина поля — такие же кресты, только русские. На
немецких крестах рядом с фамилиями стоит знак «СС», то
есть здесь лежат эсэсовцы. И посередине кладбища крест»?
А корреспондента областной газеты «Вести» Алексея
Бротева (12.10.2004) мы еще лучше обработали — он
публично жалеет ваших захватчиков: «Мы не можем не
отметить мужество наших врагов: немецкие солдаты воевали
без полноценного зимнего обмундирования и в одних
шинелях на тридцатиградусном морозе сдерживали
наступление Красной армии». Слышишь? — бес поднял
волосатый крючковатый коготь, — «без полноценного
зимнего обмундирования!» «Вот так и ты должен писать!
Все, некогда мне больше разговоры разговаривать, — с
тревогой взглянул он в светлеющее окно, — я тебя
предупредил: будешь дальше про кладбище и его
прислужников писать, со света сживу и там покоя
не дам.
—
Брысь, рогатый, яко с нами Бог! Именем Господа моего
Иисуса Христа — сгинь, нечисть поганая! Тьфу на тебя!
Бес тут
же растворился в полутьме комнаты, оставив после себя
едкий запах серы. Одеяло пришлось выкинуть — на нем
сохранилось темное несчищаемое пятно, — а комнату
освятить крещенской водой.
†«Угроз
диавола вовсе не бойся, потому что они безсильны, как
нервы человека мертвого. Бойся Господа, Который может
спасти и погубить, соблюдай заповеди Его — и будешь жить
с Богом. Не человеческое, но Божие дело повелевать бесам
и изгонять их». Свт.Афанасий Великий.
ДВА
БЕСА
Мне не страшен ночью темной
Бес, явившийся некстати,
Что кивает так поспешно
С глупой миной у кровати.
Это призрак и к тому же
Слишком немощный для мира,
У него два темных рога,
Как у древнего сатира.
Не его уму лукавить,
Не пред ним дрожать в испуге, —
По всему в нем видно мужа
Благодетельной супруги.
Я боюсь другого беса:
Он не высох в лихорадке,
Рожки шляпкою прикрыты,
Когти спрятаны в перчатки.
Он танцует очень ловко,
Разговаривает сладко,
Но в очах его злодейство,
Но душа его — загадка.
Легкомысленный и дерзкий,
Не боится громовержца,
Он, того гляди, похитит
Нечто милое из сердца…
Константин Фофанов †1911
Сегодняшний день оказался для меня удачным: несмотря на
жару, добрался-таки до букинистического магазина, к
которому только и можно, что пешком по солнецепеку.
Сколько себя помню, столько и магазин этот торгует
книгами. Нет, неправильно, здесь не торгуют — здесь
отдают комиссионную книгу в нужные руки. Как котят
предлагают в объявлении: «Отдам в хорошие руки». Поди
узнай, кому попадет твоя животинка. Книга-то тоже не
мертвая, не товар это, в ней мысль человеческая
запечетлена. Но я отвлекся.
Парень волнуется: «Это безумье!
Ты поступаешь безстыдно и нагло!
Если бы это была инкунабула,
Я бы, конечно, не спорил о сумме…
Все это издано-переиздано.
Переработано. Перетасовано.
Что же в твоем переплете особого?
Вечные прописи… Старые истины…»
А букинист очки поправляет.
И, - покачнув головою седою, -
Вечную истину гладит ладонью.
Цену с улыбкою
набавляет.
Роберт
Рождественский
Прошу
продавца показать, где тут у них поэзия разложена. А он
книжником здесь всю жизнь, для него люди на глаз, что
гадалке твоя судьба по картам, видит пришельца впервые и
подсовывает книжки школьные на проверку: что за человек,
за чем пришел? Суровый такой старик, он мне даже угрюмым
показался. Да слово за слово, и рассказал я, для чего
разыскиваю поэтов, хороших и разных — «Былинки» свои
писать. И посетовал еще, что нигде не могу достать много
лет издававшиеся сборники «Дни поэзии». Откуда-то второй
продавец появился, разговор он слышал, и, словно
волшебник, достает из-под прилавка 12 толстых томов за
разные годы. И еще продавщица подошла, тоже поднесла
кое-что нужное. А стоит все это гроши: никому они не
нужны стали, эти сборники, за которыми раньше гонялись.
Поговорили мы, как водится в Питере, об упадке интереса
к поэзии и вообще к книгам. Загрузил я портфель и два
пакета и дружески распрощался с работниками. А пока
тащил книжное богатство домой, все думал: «Книги эти не
покупает никто, да и как их купить, если они под
прилавком спрятаны, а мне, дядьке джинсовому, не
пожалели за безценок отдать? Одно только объяснение
имею: за столько лет с людьми и книгами, научились они
разбираться и в книгах, и в людях; нюхом учуяли, что вот
этому, с седой бородкой, сборники эти пожелтевшие пользу
принесут, а, может и людям послужат. Спасибо, добрые
люди с Большого проспекта Петроградской стороны, дом 19,
спасибо! Сладко на душе, что не все на деньгах
держится, что может слиться профессия с жизнью, а если
профессия любимая, то и жизнь при ней приятно-хороша. И
маленькая деталь: все теперь есть на наших прилавках, да
и под ними тоже…
