ГЛАВНАЯ           ФОТОГАЛЕРЕЯ           ГАЗЕТА"ПРАВОСЛАВНЫЙ СПб"           ГОСТЕВАЯ КНИГА

 На милость дня. Былинки

Болезнь сосудов идет в наступление, и никакие клиники, врачи высшей квалификации, иностранные таблетки не в состоянии даже приостановить разрушение. Можно привыкнуть к безпрерывному шуму в голове, к ухудшению самочувствия от перемены погоды, к прыжкам настроения, — невозможно смириться с той неотвратимостью беды, которая приближается с каждой минутой. Я наперед знаю свое будущее — я видел, как уходили из жизни отец, тетя, двоюродная сестра… Меняется отношение к жизни, к людям, к близким людям, меняется строй мыслей. Кто из вас испытал, что чувствует человек, мир которого заключен только в нем самом, о чем он думает, кроме еды, чем наполнена его голова? Только гениальный Достоевский, переживший в пятилетнем возрасте на своих глазах убийство крепостными за жестокость отца и после всю жизнь страдавший эпилепсией и нарушением психики, сумел достичь глубин человеческой души. А мы и о своем «Я» знаем предельно мало.

 

Там, где липы в душистом цвету

Обнимаются с вечным простором,

Пациенты гуляют в саду

За старинным кирпичным забором.

 

Кто витает душой в облаках,

кто пытает судьбу на ромашке,

ковыляя на тощих ногах,

две старухи играют в пятнашки.

 

Братья меньшие, знать, неспроста

вам понятнее звери и злаки,

коль слюна из разверстого рта

нежно тянется, как у собаки!

 

Монастырский покой. Тишина

Для дебилов, забвенье нашедших…

А еще говорим, что война

Это дело умов сумасшедших!

 

Обижаем невинных людей

В наших распрях межконтинентальных!

Нет, война – это схватка идей,

Это дело субъектов нормальных.

 

Это замысел, это расчет.

Это – планы нормального люда…

Жизнь в дурдоме неслышно течет,

Сумасшествие – мирное чудо.

 

Станислав Куняев

 

Сказать, что мне не страшно — ложь. Моя вера в Бога слишком слаба, чтобы во всем я мог положиться на Его волю. Поэтому я тороплюсь. Тороплюсь написать и выпустить три книги «Былинок», спешу найти себе замену в газете, и вообще думаю: а что я буду делать, когда не смогу нормально мыслить, читать, воспринимать сказанное? Жена все видит и сознает, но выдержать вспышки гнева и она порой не в силах.

 

Еще недавно нам вдвоем

Так хорошо и складно пелось.

Но вот гляжу в лицо твое

И думаю: куда все делось?

Но память прошлое хранит.

Душа моя к тебе стремится…

Так, вздрогнув, все еще летит

Убитая в полете птица.

 

Василий Федоров

 

Больной отец очень любил лес, собирал грибы и приносил полные корзины поганок. Его умный мозг был изношен, он жил в своем, непонятном для окружающих мире. Его смерть потрясла меня; папе нравились прогулки, и мама всегда засовывала в его карманы бумажки с домашним адресом. Это помогало: иногда отца приводила милиция, иногда — добрые люди. Но однажды он выложил на стол все мамины бумажки и через три дня умер от инфаркта в гатчинской больнице. Как он туда попал?.. Ему не удосужились даже подвязать бинтом подбородок. Так и похоронили в неполных 67 лет — с открытым ртом. Это он, мальчишка из вологодской деревни Кабачино, сумел закончить немецкое отделение филологического факультета Ленинградского Государственного Университета в 1939 году, это он прошел через войны и «венгерские события», был контужен, стоял в боевой готовности при постройке Берлинской стены, защитил диссертацию по Сталинградскому сражению, в котором принимал участие, награжден многими наградами, вырастил двух сынов, посадил, наверное, лес деревьев, до самозабвения любил жену Верочку, настрадался от причуд младшего сына, а теперь тихо лежит рядом с любимой женой на Серафимовском кладбище… Я многое забыл, но открытый в гробу рот отца стоит перед глазами. Такой пустяк — не удосужиться подвязать умершему кусочек бинта…

Теперь вы вправе судить меня. Или пожалеть. А еще лучше — помолиться о здравии р.Б.Александра.

 

ЕГОРУШКА

 

По-над горушкой,

По-над горушкой

Избы в маревой чистоте.

Перелистывает Егорушка

Сказки, лежа на животе.

 

У продмага — бабы на ящиках.

Никнет скучная лебеда…

А глаза его, как две ящерки,

По страницам туда-сюда.

 

Золотую макушку солнышко

Гладит ласково, не печет:

Кем, мол, будешь-то ты, Егорушка?

А пока еще — дурачок…

 

Светлана Молева