Никола Милостивый

Ещё одно чудо

Отец Константин заканчивал вечернюю службу. День выдался нелегкий. На «зимнего Николу», как в народе называют день праздника святителя Николая, отмечаемого 19 декабря, в церковь всегда собирается множество народа. Любят и чтут православные Мирликийского чудотворца, верят в его небесное заступничество и скорую помощь. Оттого и в церкви в этот день так тесно бывает, что и руку для крестного знамения не всегда поднимешь.

Так было и в этот день. Новгородский люд наполнил храм с самого утра. Было много исповедников и причастников, немало молебнов и других треб пришлось отслужить отцу Константину после Литургии. Устал. Только к четвертому часу дня вышел из храма, а в пять уже начинается новая вечерняя служба. Поэтому, когда заканчивал утреню, батюшка думал лишь об одном: «Вот приду домой, лягу на диван и буду лежать, лежать, лежать».

Но когда был дан заключительный отпуст, вдруг захотелось отцу Константину прочесть акафист святителю Николаю. И до того захотелось, что забыл он про дневную усталость, поставил аналой перед иконой угодника Божия и начал свое славословие. «Взбранный чудотворче и изрядный угодниче Христов... — прямо из сердца потекли слова молитвы,— миру всему источаяй многоценное милости миро и неисчерпаемое чудес море...»

Произнес он эти слова и застыл на мгновение, и в эти секунды пронеслась перед его мысленным взором вся земная и посмертная жизнь святителя Николая, исполненная великих чудес и помощи всем с верою к нему прибегающим. Особенно ясно вспомнил он чудо, совершенное славным чудотворцем в одиннадцатом веке в престольном граде Киеве.

По преданию, один киевлянин, особо почитавший Николу-Угодника, вместе с женой и малолетним ребенком, отправился на лодке по Днепру поклониться мощам святых Бориса и Глеба. Он греб, а жена его держала младенца на руках. Неожиданно лодку качнуло, ребенок упал в воду и мгновенно погрузился на дно. Спасти его не удалось.

Муж и жена были в отчаянии, но все равно продолжали молиться, прося святителя Николая спасти ребенка. И свершилось чудо. Утром следующего дня в храме Святой Софии на хорах раздался детский крик. Там под иконой угодника Божия обнаружили живого и невредимого, но насквозь промокшего ребенка. Весть об этом разнеслась по всему городу. Толпа народа сбежалась к храму, пришли и несчастные родители. Какова же была их радость, когда они узнали в безвестном найденыше свое вчера утонувшее дитя!

Встряхнул головой отец Константин, возвращаясь к действительности, перекрестился и продолжил чтение акафиста: «Благодать, данную ти от Бога сведущии, радующеся твою память празднуем по долгу, преславный отче Николае…» И такое умиление, такая благодать нахлынули на сердце, что готов он был обнять весь мир, простить всякое зло, сделанное ему неразумными людьми, пожалеть и полюбить всякое создание Божие. Время акафистного пения пролетело незаметно. И только на заключительной молитве святому вспомнил батюшка о своих детях: «Почему их нет? Ведь обещали прийти на вечернюю службу».

Только он об этом подумал, как двери храма с шумом отворились, и вбежали,— вернее, ввалились — в храм его двенадцатилетняя дочка и десятилетний сын. Хотел их батюшка отругать за опоздание и неблагоговейное поведение в церкви, да осекся. Видит: лица у них белые, дрожат от холода и насквозь мокрые. «А ну, бегом в сторожку и быстро переодеться!»— только и сказал он. Дети убежали. Батюшка быстро разоблачился и поспешил за ними. В церковном домике около печки увидел он Аню и Сергея, которые промерзли насквозь и, трясясь от холода и стуча зубами, растирались вафельным полотенцем.

«Что случилось? Почему вы мокрые?»— стал их строго допрашивать, пока они переодевались в сухую одежду, какую только сумели отыскать в сторожке. «Провалились!» — промямлила охрипшим от холода голосом Аня. «Как? Куда?»— не унимался отец Константин.

«Ну, пошли гулять. Скучно стало, и решили пройтись по Волхову. Пошли. Вдруг лед затрещал, разломался, и мы в воду “бух!”, провалились. Я только и успела закричать: “Господи, помилуй!” Куртка у меня пузырем надулась, и я не тону. А вот у Сережки пальто тяжелое, разом намокло, ко дну его и тянет. Он за меня как ухватится.

А я ему: “Ты меня, Сережка, отпусти, я сейчас на лед вылезу и тебя вытащу”. Он отпустил и кричит: “Отче Николае! Помоги!” А у меня на душе вдруг спокойно стало, ни страха, ни паники. Ухватилась я за край льдины и вылезла. Потом взяла шарф и конец в полынью бросила. Брат за него ухватился, и я его на лед вытащила. Вскочили мы и бегом в церковь».

Когда Аня закончила рассказа, вспомнил батюшка: пока он рано утром на службу собирался, все дочка какой-то сон ему рассказать пыталась, а он только рукой махнул. Некогда, мол, потом расскажешь. А сон-то необычный был. Говорила Аня, что снилось ей, будто они с братом тонут. И все cвятителя Николая на помощь зовут. И будто пришел великий чудотворец и спас их от неминуемой смерти.

«А ведь, действительно, спас,— подумал отец Константин и, перекрестившись, невольно сказал вслух: — Святителю отче Николае, моли Бога о нас! Слава тебе, великий угодниче Божий!»

Тут вбежала в сторожку и матушка. Добрые люди уже ей обо всем рассказали. Расплакалась, разохалась, и детей ругает, и целует тут же, и Бога славит, и батюшку почему-то бранит — и все одновременно. А потом успокоилась и говорит своему супругу:

— А ведь это нам с тобой, отец, вразумление свыше. Помнишь, как архиерей нас в деревню на службу перевести хотел. Как мы с тобою расстроились, внутренне воспротивились. Привыкли к городу да к удобствам всяким и за суетой этой о самом главном забывать стали. Вот Господь и напомнил.

— Верно, матушка, верно,— ответил отец Константин.— Посмотри, как угодники Божии жили. Не довольства плоти, развлечений душевных желали, а искали, что Богу угодно. Им дышали, к Нему стремились. И прославлял и прославляет их Господь великими чудесами. А они хоть и в радости, и в полноте счастья пребывают, все о нас, земных грешниках, пекутся!

— Да, батюшка. Пусть нас хоть в самую глухую деревню переводят, я все рада буду. Ведь самое главное, детей наших Бог сохранил. Знает Господь, где и как кому лучше спасаться. Да будет на все воля Его святая!

О. Алексей Мороз